Образы в сердце

Православные отмечают Радуницу. Мы несем цветы павшим, ведь весной 1945 года закончилась страшная война. Некоторые кладбища, гражданские и военные, напоминают целые города. Благодаря безработным, наводится порядок даже на самых старых захоронениях.

Но я хочу рассказать вам о кладбище уникальном, на котором всего три могилы. Это еврейское кладбище находится в Пиедруе, сразу за православным. Оно удивляло меня еще в детстве: на пустой территории росли ягоды земляники, но собирать их было нельзя. Ягоды те казались капельками крови.

Когда учитель истории В. Калниш стал собирать материалы об истории Пиедруи, я повела на это кладбище своих учеников. Их оно уже не удивляло так, как когда-то нас, тем не менее, они охотно помогали нам наводить здесь порядок. Когда я спросила детей об этом кладбище, они ответили, что оно выглядит именно так потому, что евреев было очень мало. История наша о многом умалчивает… А ведь евреи в свое время составляли треть населения поселка. У них была своя начальная школа, здание которой сохранилось — это дом возле пиедруйского магазина. Кроме этого, по сей день осталось много других еврейских домов. Они расположены близко друг к другу, и еще в них непривычно много окон. На месте нынешней автобусной остановки была синагога.

Представители еврейского народа имели мало своей земли. Обычно они арендовали небольшие огороды. Может, это и сыграло роковую роль в их жизни — ведь местное население во время войны пряталось на хуторах. Евреи же научились жить ремеслом, торговлей. Хоть это и не очень одобрялось, но, случалось, что они женились или выходили замуж за католиков и православных. Были истинно верующими. Однако и это им не помогло…

Местное население говорило на нескольких языках: русском, польском, белорусском, еврейском. По-латышски говорили реже — пожалуй, лишь с таможенниками. Ну, чем не современная Швейцария? Почему же теперь кое-кто пытается доказать, что, мол, те, кто говорит на госязыке, больше любят свою родину?

Моих земляков проверяла на наличие этой любви не комиссия, а сама жизнь.

В Пиедруе жила дружная семья. Отец и мама были маленького роста. Их ласково называли Донечка и Генечка. И сын у них был маленький. По большому снегу отец носил его в школу в корзинке для сена. Этот мальчик ушел добровольцем на фронт, погиб в первый месяц войны. Осиротевшим людям до конца дней помогала семья Игнатия Дрозда (их домик находился рядом).

А красавица Вероника Слосман стала десантницей, погибла в наших краях. Я думаю, что вот таких людей нужно было приглашать в школы, рассказывать о них. Но тогда это считалось обычным делом.

Перед войной евреям советовали уезжать на восток, уже появились слухи о расстрелах и гетто в Польше. Но лишь единицы уехали или ушли в армию защищать свой дом. Большинство осталось, бывшая черта оседлости давно стала их родиной. Они даже в дурном сне не могли себе представить, что соседи, с которыми делились куском хлеба, станут их палачами.

Молодых и крепких девушек и парней угнали на работу-каторгу в Германию. Позже некоторые напишут, что их даже в отпуск оправляли на родину. Иногда бывало, но при этом в заложниках оставались земляки и вся семья. Евреи же и этой горькой участи оказались недостойны. Их собрали на площадке возле школы, обнесли территорию колючей проволокой, создав гетто. Местные жители, кто посмелее, когда шли в костел, пытались передать еду бывшим соседям.

Об этой истории меня попросила рассказать знакомая. Молодая мать-еврейка попыталась незаметно передать через проволоку маленькую дочь. Немец-охранник, указав глазами на соседа-полицая, сказал: “Vergebens”. Она поняла это как “нельзя”. Но слово, на самом деле, было еще страшнее — “напрасно”. Слово означало, что полицаи найдут ребенка, а женщина поплатится жизнью — собственной и всей семьи. Ведь полицаи тщательно отлавливали тех, кто прятался. Перед глазами много лет стоит еврейская девочка в сером пальтишке, с длинными черными косами. Она бежала, чтобы спрятаться в свое убежище, в соседний погреб и… не успела! Эту картину видела моя мама, вернувшаяся в дом с хутора, чтобы взять вещи.

Потом узников гетто, забрав у них ценные вещи, расстреляли где-то под Березовкой. Лишь одну женщину решились забрать родственники и по-человечески похоронить на еврейском кладбище. Это и есть номинальная 3-я могила. До войны евреев везли хоронить в соседнюю Друю, там есть большое старинное кладбище. Потом власти разрешили обустроить погост в Пиедруе. Здесь всего пара могил… А ведь в поселке было несколько улиц, где жили семьи евреев с множеством детей.

Вернувшись после войны, оставшиеся в живых люди говорили иногда о своих бывших соседях, как о живых. Мне мама могла сказать: “Сходи за водой в колодец Фейгельсона!” Это там, где сейчас расположено здание волостной управы. Жаль, пересох колодец без хозяев. А может, его засыпали… Вода в нем была хорошая.

Реже пользовались колодцем на повороте к кладбищу. Его выкопали для себя немцы. Надолго собирались задержаться.

В доме моей подруги можно было услышать: “Позови отца обедать, он работает сегодня на огороде Шафро”. На земле люди трудились, а вот в бывшие еврейские дома никто из местных жить не шел. В них после войны селили беженцев или приезжих.

В памяти местных они жили долго-долго. О них рассказывали байки, веселые истории, обсуждали рецепты еврейской кухни…

Всегда удивляло словосочетание “еврейская мама”. Папа рассказывал мне одну историю. Сестры отца посеяли как-то редкий сорт моркови, всходы были — загляденье. Но в огород пробрался соседский мальчик-еврей, у которого огорода не было. Он вырвал почти всю морковь и закопал ее кучкой, в одном месте. Пылая от негодования, тетя побежала за его матерью. Пыталась объяснить, как долго всходит и растет морковь. И замерла, когда увидела восхищенное лицо мамы того мальчика. Не дослушав даже, она все повторяла: “Какой умный ребенок! Такой маленький, а запомнил, каким концом нужно посадить морковь в землю”.

Других мам очень удивляло такое терпимое отношение к детям, и одновременно служило уроком. Может, этот мальчик стал бы известным. Таким, как его земляк, доктор Вовси. Не довелось! Люди-звери решили его судьбу по-своему. Что стало с палачами, мы знаем. Но не со всеми!

Несмотря на закон сурового военного времени, тем пособникам, которые не убежали с немцами, был даже дан шанс выжить: кто-то попал в штрафбат, кто-то — в лагеря. Один из таких жалобно рассказывал, как трудно ему было работать на шахтах Донбасса. Люди, с презрением послушав, отходили. Это сейчас им некоторые сочувствуют, они могут рассказывать новому поколению свои версии событий. А что им могут возразить люди, дети, которые лежат в сырой земле?! Только мы — те, кто помнит правду о войне, обязаны ее говорить.

Кстати, у пособников фашистов из Пиедруи хватило ума не возвращаться на родину. Один из них, живший в Екабпилсе, даже не приехал претендовать на землю и дом. Сейчас в нем живут достойные люди. А может, под старость он вспомнил пример своей землячки…

Одна зажиточная полька, много грешившая в молодости, велела похоронить ее у входа в каплицу. Кстати, грехи молодости она совершала на любовном фронте. Эта плита и сегодня служит порогом, да и надпись с XIX века неплохо сохранилась — потому что люди все же старались не наступать на нее. А вот другие, нелюди, коваными сапогами прошлись по судьбам своих земляков.

Замечательный журналист В. Познер часто повторяет, что ненавидит немцев за то, что они расстреляли его деда-еврея. Но вышло так, что его дочь вышла замуж за немца, живет в Германии. Познера с немцами примирили рассказы внука о школе. Ведь в немецкой школе детям говорят о войне правду, объясняют: в том, что случилась страшная трагедия, виноват не только Гитлер и его партия, но и весь немецкий народ. Учат не жаловаться, а восстанавливать справедливость, искупать свою вину. Они сделали правильные выводы из истории. Хотелось бы, чтоб и наше молодое поколение учили так же.

Нина ГАДУН.