Где предел?

“Мне будет 77 лет, но я прекрасно помню, как дружно жили, как любили друг друга селяне, — продолжает Ирина. — Так что же случилось? Почему политики натравливают латышей и русских друг на друга? Почему нам не дают жить в мире и вере в Бога? Моя родная деревня Воверы находится в трех километрах от усадьбы, куда я вышла замуж. У родителей нас было четверо. Никита родился в 24-м, еще до образования хуторов. Второй брат, Григорий, появился на свет в 32-м, я — в 34-м, сестра Полина — в 44-м. Мама умерла рано, в 62-летнем возрасте. Вся семья много и усердно трудилась. По сравнению с теми временами теперь народ изрядно распустился.

В Воверской школе училась недолго. Там было два учителя и очень много детей. Тем не менее, царил порядок. Хорошо запомнился первый школьный день. Мама сама сшила мне одежду. Чтобы окрасить сарафан, я шла в болото и драла с деревьев кору. Так вот жили и выжили.

Когда образовались хутора, этот и другие дома из поселка перевозили на лошадках. Так рассказывали отец с матерью. Раньше ведь все жили кучно, в селах, и только в 30-е годы на земельных наделах стали появляться хутора. Кому досталась более постная почва и надо было прилагать усилия, чтобы ее разработать, тем давали участки побольше. Ну, а плодородной земли, особых хлопот не требующей, выделяли меньше. У нас было 12 гектаров. Трудились все, в том числе дети: рвали траву для свиней, подметали двор и так далее.

Хотя жили небогато, кое-что все же имели — постройки, конный инвентарь, скот. При колхозах все отобрали, даже засеянное поле, кроме коровы да 50 соток земли. Остались голые и босые, ходили на работу за пустой трудодень — и взрослые, и подростки. Почему нас всего лишили? Октябрята, пионеры, комсомольцы — еще ладно, а вот трогать Бога не надо было. Если в доме коммунист, иконы держать на виду не смей. У кого поднялась рука разрушить храмы?

Негоже делать другому зло. Сегодня для людей ничего не свято: не берегут ни то, что даровал Господь, ни то, что дала матушка-природа. У нас был смешанный лес — березы, сосны, елки, ольха. Мелочь вырубали, складывали в кучи, потом хворост собирали в вязанки и топили печи. Сегодня сжигаем деловую древесину. Раньше по субботам после восхода солнца никто не ходил в баню, это было равносильно тому, что умыться Христовой кровью. В праздники не работали — ни католики, ни староверы, и все успевали.

Неизгладимые шрамы оставила война. Скорой помощи раньше не было, рожали дома. Когда приспело время появиться на свет моей сестре, отец пошел за местной акушеркой. Хорошо помню: как только родилась малышка, принесли повестку Никите. Из нашей деревни тогда немало мужчин забрали на войну, многие не вернулись. Как выживали вдовы, словами не передать. Теперешние женщины так не смогли бы. К счастью, Никита вернулся, позже устроился в Риге, у него были две дочери. Старшая пропала без вести, вторая по-прежнему в столице. У Григория было больное сердце и в армию его не взяли. После войны, когда создавались колхозы, он вместе с другими завербовался на лесоповал под Великими Луками. Помнится, мама с отцом ездили его навещать. Там брат познакомился с Наташей, и они стали жить вместе. Но через шесть месяцев его привезли домой хоронить. Оба собирались на бал, когда Грише стало плохо. Прилег и больше не поднялся.

Я вышла замуж 21 сентября 1958 года. В декабре исполнится два года, как не стало моего Григория. Познакомились на танцах, он ухаживал за мной два года. Не то, что теперь: сегодня одна, завтра — другая. Мы долго дружили. Когда муж привез меня в родительский дом, все было чин чином: перед иконами го- рели лампады, переступив порог, мы поклонились отцу с матерью, помолились. Помнится, на столе стояла картошка, поджаренная на бараньем жире. Утром сказала свекрови, что пойду доить корову. Она показала, где взять подойник. Так началась моя замужняя жизнь. Обитаю под этой крышей уже 53 года, и никогда не было легко. Об электричестве тогда и не помышляли, единственными источниками света были лампа и плита.

Когда в Стродах понадобились конюхи, устроились на работу вместе с Григорием. Работа тяжелая, а я уже в положении. Весной, после того, как лошадей выгнали на пастбище, однажды иду домой и вижу: свекровь, сидя на пороге, шьет что-то из лоскутков. Оказывается, распашонку. Мужчины носили латанные-перелатанные рубахи, и было от чего оторвать ткань. А еще говорят, что теперь плохо живем. Не гневите Бога, перекреститесь! Деньги людей вконец испортили. Мы как-то обходились без них.

Роды начались, когда с мужем гостили в Воверах у моих родителей. Вызвали скорую, отправили в больницу. Когда нас с сыном выписывали, муж привез какие-то домашние пеленки и розовое одеяльце. Это теперь для мальчиков полагается припасать все голубое, а для девочек — розовое, тогда что было, то и годилось. А вот начальство трудовой народ не уважало. Колхоз уже имел автомашины, но никому и в голову не пришло привезти домой молодую маму. Из больницы пешком шли на Дагдскую автостанцию, ехали до Яунокры и дальше с ребенком на руках несколько километров домой. Так и жили.

Иван родился в 1959-м. Был отправлен в Чернобыль, здоровье пошатнулось, теперь часто лежит в больницах. К тому времени у него уже была дочь Екатерина, и теперь у меня подрастает правнук Дима. Второй сын, Владимир, появился на свет в 1963 году, живет с женой в Старой Окре. В семье четыре дочери — Оля, Ирина и двойняшки Алена с Наташей.

После конюшни устроилась на свинарник в Стродах. Начальство что-то там недоглядело, и ферма сгорела. Наш колхоз имени Суворова ожил лишь после того, как присоединился к совхозу, которым руководил Янис Бриль. Все прежние начальники трудовой народ ни во что не ставили. А вот Бриль все видел, все понимал, заходил в каждый дом, на каждый объект, во всем разбирался. Не стеснялся лично прийти на помощь работникам фермы. Хозяин!

Жизнь, между тем, шла своим чередом. Растили детей, присматривали за одними и вторыми родителями, держали домашнюю живность и повсюду успевали. Раньше дети своих стариков по богадельням не рассовывали, дорожили семьями. Бабушки и дедушки присматривали за детьми, протапливали комнаты. Дома не запирали, не было в том нужды. Я собирала одежду мужа, детей, родителей, несла на ферму и втихаря стирала, так как там была горячая вода. Раньше полотно было домотканое, после стирки его пропускали через каталку. Свекровь прожила со мной 21 год, свекор — 12. Два года здесь обитала тетушка — сестра отца. Никому даже в голову не приходило, что родители могут стать лишними, никогда этого не пойму”.

Ирина вышла на пенсию в 55 лет, еще какое-то время по просьбе начальства отработала на ферме. Имеет множество наград, однако материальной пользы от них нет, пенсия всегда была ничтожной. Теперь одолевают болезни — сказывается тяжкий труд.

Воспоминания записал Юрис РОГА.