Такое вот житье-бытье!

Муж Александр давно на том свете, и единственной ее опорой стал сын Янис. Он с семьей живет в Резекне, однако часто наведывается к матери, всячески помогает ей. Олита, сестра Вероники — рижанка, так что до отчего дома ей далековато. Была еще одна сестра — Янина, которая, работая на колхозной ферме, заболела воспалением легких и умерла двадцатилетней.

“Когда началась война, мне было шесть лет, — вспоминает Вероника свое детство. — Вместе с сестрой пасли скот окрестных крестьян, сгоняли в стадо и овец. Сестра на пять лет старше, потому смышленее, мне же слово “война” ни о чем не говорило. Как-то выгнали скотину к озеру, а вдалеке по дороге ехали немецкие мотоциклы, конные повозки. Мотоциклетный треск не вызывал у меня ничего, кроме смеха. Однако сестра — сама серьезность, так же, как родители, со страхом повторявшие “Война, война…” Чего здесь только не было! Самолеты летали, по овцам палили. Сверху-то летчики принимали стадо за колонну. В нашем доме остановились немцы. На улицу никого не выпускали, даже сходить по нужде в одиночку не давали. Передвигались в сопровождении трех-четырех солдат, и не важно, кто ты — ребенок, взрослый, девочка или мужчина. Немцы, похоже, опасались, что кто-то сбежит к противнику и сообщит секретные сведения.

Когда началось отступление немецких войск, мама и соседи прятались в овраге, мы с отцом остались дома. Немцы тогда забрали у нас двух лошадей. Я с плачем бросилась вслед. Солдаты несколько раз оглянулись, а я все иду. Наши лошадки были очень красивые. Понравились и солдатам, все похлопывали их, приговаривая “Gut, gut…” Я еще громче заплакала. Тогда один на ломаном русском спросил: “Ваши?” Я только кивала головой — мол, наши, наши. Так всю ночь и просидела рядом с лошадьми. Домашние меня даже не искали, наверное, подумали, что немцы пристрелили эту ненормальную. Но я упорно ждала, думая, что если уйду, лошадей уж точно уведут. К счастью, немцы, видимо, раздобыли других, а наших бросили в лесу.

Припоминаю еще один случай. Как-то узнали, что в Дубулях разрыли библиотеку, и книги валяются, где попало. Дети постарше гурьбой направились туда, увязалась за ними и я — несмышленыш. Глядим, недалеко от Дубулей на взгорке у озера лежит раненый немецкий солдат и протягивает нам котелок: мол, принесите воды. Старшие дети испугались, я же взяла котелок и напоила беднягу. Спустя несколько минут он умер.

А однажды немцы хотели застрелить нашу собаку. Я затолкала ее в будку и держу, чтобы не вылезала. Стали грозить, что, мол, и тебя заодно пристрелим. А я говорю — стреляйте, раз собака вам мешает. Слава Богу, оставили в покое”.

Родители Вероники были простые полеводы, особого достатка в семье не было. Девочка окончила в Дубулях пять классов и с 14-15 лет пошла работать в колхоз. Надрывалась изо всех сил, ругалась с начальством. Выделили ей двух молодых коней и направили на мужскую работу — пахать, бороновать, косить и так далее.

“Отец поехал копать канавы в Джуксте. За 20 граммов проросшего зерна на трудодень не проживешь, — продолжает Вероника. — Поэтому меня и отрядили на мужскую работу. Даже ночью бригадир заставлял запрягать коня и возить сено. Пахали вместе с напарником. Плуг был такой тяжелый, что когда выскакивал из борозды, пупок надорвешь, пока вернешь на место. Это ж надо додуматься — поручить девчонке двух необъезженных лошадей, справляйся как хочешь. По сей день руки крутит. Однажды приехал большой начальник из района и говорит: “Ты работаешь больше мужчин, потому распишись, будет тебе По- четная грамота”. Я в сердцах отрезала: “Спасибо вам огромное! Поработайте вместо меня, тогда и распишусь!” Словом, та грамота прошла мимо носа. Зато были другие награды, на другой работе.

Как-то председатель сказал: “Верочка, ты усердно работаешь, так что сходи на склад, может, там хорошего зерна осталось, тебе дадут”. Пошла, а хлеб-то сросся в пласты. Что с такого возьмешь — ни сеять, ни молоть. Но люди выживали. Мы имели коровку, время от времени немного денег присылал отец. Потом бригадир отобрал у нас покос, а позже и корову — как бы в отместку за то, что папа не остался дома. Колхоз, между тем, хирел, даже за сеном ездили в Краславу. Настоящие крестьяне никогда не допускали, чтобы хлеб в закромах пророс. В колхозе же обмолотят влажное зерно, ссыплют в амбар, а потом и ухом не ведут. Как же ему не прорасти?”

Из колхоза Веронике удалось вырваться в 1957 году, когда вышла замуж и переехала в Лимбажи. Батрачить на колхозных полях сил больше не было. В Лимбажах сразу устроилась поваром в школьную столовую, и проработала там не один год. В середине шестидесятых на свет появился Янис. Домой она вернулась после смерти младшей сестры, чтобы поддержать родителей. Но в колхоз не пошла, стала работать заправщицей в Резекненском ДРСУ, заодно оформляла документы. Как раз тогда вели дорогу из Каунаты в Дагду, а также в Шкяуне. Когда строительство закончилось, Вероника устроилась на Резекненский льнозавод, где проработала 22 года — до пенсии. Ни разу не отказалась заменить загулявшего работника, так как стояла на квартирной очереди. Если в Лимбажах женщина только однажды удостоилась награды за добросовестный труд, то в Резекне заработала аж 18 Почетных грамот, звание ударника коммунистического труда и медаль с барельефом Ленина. Как она называлась, не припоминает, да и показать нечего — внуки, играючи, спрятали так, что до сих пор не найти.

Пенсионерка гордится наградами: “Наказала внукам: мол, работайте так же старательно, как я в свое время!”

Внучке Зайге уже тринадцать, Арманду в октябре исполнилось десять. Это раньше семьи были большие — по словам Вероники, в одних Вайшлях жило много молодежи, звенели детские голоса. Теперь людей в этих краях почти не осталось. Ситуация ухудшилась после того, как функционеры согнали всех в колхозы. Тяжелый физический труд и отсутствие перспектив вынуждали молодых покидать деревню, вот и остались в ней одни старики.

Вероника: “Обратно люди уже не приедут — ни на село, ни вообще в Латвию. Мы отмучились, а своем детям такой доли не желаем. Сын водит автобус на собственном коммерческом предприятии, перевозит по району пассажиров”.

В свою очередь, Янис поведал, что у него уже растет преемник — сын тоже хочет стать шофером, хотя ему только десять. Правда, будет ли спрос на такие услуги, уверенности нет: “Старики умирают, каждый день в автобус садится пассажир или пассажирка с похоронным венком, корзинкой. Пока министерство выделяет дотацию, работаем. Я занят неделю, потом на смену приходит напарник. На выходные дни еду к маме. Трудно ей, болят руки. В хлеву остались только поросенок да куры, на другую живность нет сил”.

Благодаря тяжкому материнскому труду сын теперь имеет собственную квартиру в Резекне. Когда заболел и умер отец Вероники, а после него мать, она переселилась на усадьбу, оставив сыну квартиру, в которой прожила четырнадцать с половиной лет. Увлечений у женщины нет, тяжелая работа не оставляла времени даже на книги. Такое вот житье-бытье!

Юрис РОГА.