В водовороте судьбы

Первые “Жигули” купил в 1976 году. Поначалу записался в очередь на “Запорожец”, но, прождав шесть лет, внял доброму совету и перерегистрировался. Через год вожделенное авто стало собственностью Яниса. Первую западную автомашину купил в декабре 2001 года: на авторынке приглянулся полноприводной “Гольфик” зеленого цвета — такого же, как его первые “Жигули”. И еще одно странное совпадение: на первом советском грузовике Яниса стоял госномер LAB 9314, точно такой же красовался и на “Гольфе” — за исключением букв.

Янис: “В год покупки “Гольфа” собрал неплохой урожай меда, к тому же удалось выгодно продать его. “Жигуленок” состарился, даже пол проржавел, и я отчетливо понимал: техосмотр ему не пройти. Между тем, автомашина требовалась позарез — жена болеет и приходится часто ездить в город. Подался в Румбулу. Смотрю, есть одна подходящая — зеленая, стоит 2990 латов. Деньги были, осмотрел машину и начал оформлять документы. Позже выяснилось, что автомобиль на год старше, нежели сказал продавец, да и фактический пробег составляет 212 тысяч километров, а не 170 тысяч, как гласила надпись на листке за окном. Интересный народ, эти торгаши, если не сказать больше.

Однако покупка оказалось удачной: ломалась редко, самый крупный ремонт, который ей потребовался — замена амортизаторов и сцепления. Причем в последнем случае сам виноват — помог вытащить забуксовавшую “Ауди-100”. Шоферский опыт у меня немалый, но своими силами такие авто не починишь. Погнал в сервис. Хорошо, что машина не прожорливая, согласно документам, расход бензина составляет 8,9 литра на 100 километров, а если еду один — то и вовсе не больше 7,8 литра. Теперь “съедает” все девять: сказывается возраст. По горючему оба ведущих моста — не совсем выгодно, однако такое авто незаменимо на охоте, езжай, где хочешь. Было дело — тащили из леса застреленного лося.

Охотником официально числюсь с 1966 года, неофициально же охотился с 12 лет. При советской власти в нашем сарае хранили клевер, и со всей округи сюда сбегались зайцы. Сказал об этом дяде. А тот в ответ: мол, стрелять надо. Но ведь не из чего. Дядюшка и предложил попытать счастья. Первый же выстрел лег в цель. “Вот тебе ружье, иди!” — сказал дядя и выделил еще пять патронов, строго наказав лишь, чтобы весной ружье вернул. А мне радость. Палил в косых прямо через форточку. Жили мы тогда с мамой и отчимом, они не возражали.

Есть у меня брат — моложе на пять лет. Всю жизнь трудился на деревообработке, теперь живет в Вентспилсе”.

Отец Яниса погиб на войне. Это тяжелые воспоминания, тем более что до сих пор неизвестно, где покоится его прах. Янис не понимает людей, негативно относящихся к легионерам, и ему больно, когда кто-то пытается их очернить.

“Папа плакал, когда его призвали в легион, — вспоминает мой собеседник. — Да и мама молила — Язеп, не ходи! А он ответил так: если я не пойду, мы все окажемся в концлагере. И ушел. Вначале приходили посылки из Кулдиги, потом получили письмо, где отец сообщал, что его посылают на фронт. Он и еще несколько человек дезертировали и вернулись домой. Укрыться бы, но вместо этого троица допустила роковую ошибку. В полной экипировке заявились к родственнику, хлебнули самогоночки и засобирались домой. У хозяина же был жеребец, даже в скачках участвовал. Этот-то человек и отговорил гостей от ночной прогулки: мол, утречком запряжем коня и с ветерком домой.

Около одиннадцати дня гляжу — немцы едут! Что такое: они ведь недавно ушли… Стало страшно, спрятался. Потом смотрю — отец. Обнял его, расплакался. Он тоже не может сдержать слез. А ведь ехали средь бела дня, да еще с песнями — как и подвыпившие. Кто-то из соседей и донес в волость: мол, Козловский вернулся, а глаз не кажет. “Истребков” долго ждать не пришлось. Как-то, вернувшись с покоса, отец в дальней комнате полдничал. Мы — за столом. И тут на пороге выросли “истребки”, один ткнул маму автоматом в живот и, грубо выругавшись, спросил: “Где отец? Небось, под юбкой прячешь!” И толкнул маму, державшую на руках братика. Малыш громко заплакал, и отцу не оставалось ничего другого, как выйти. Ему дали 24 часа, чтобы объявиться и сдать оружие. Затем отца направили в штрафбат и послали на фронт в Эргли. Вскоре он погиб. По словам одного из очевидцев, немцы держали оборону на высоте, штрафники пытались штурмовать ее с луга в низине. Наверх гнали роту за ротой — прямо под немецкие пулеметы. Думаю, комиссарам был дан приказ “положить” весь полк. Гора трупов достигала полутора метров. Насколько мне известно, отца ранило в живот, его нашли двое других солдат в 50 метрах от пулемета, накрытого бушлатом. Просил не оставлять его, но оба солдата сами были ранены: один в руку, другой в ногу. Передвигались с огромным трудом, поддерживая друг друга. Плацдарм переходил из рук в руки. Если и попадался колодец, то вода в нем была отравлена немцами. После войны мы получили документ, что отец пропал без вести. Не знаю даже, где он похоронен. Искал, но безуспешно. Было ему тогда всего тридцать, мужик крепкий, работящий. В 39-м купил землю, днем пахал на парке, ночью копал мелиоративные канавы. Мама же, будучи беременной, таскала и складывала в кучи дерн. Поставили новый дом, сарай. Но все планы перечеркнула война”.

Получить хорошее образование у Яниса не было никакой возможности. Уже после 7-го класса он начал работать помощником бригадира и учетчиком в колхозе имени Ворошилова. Потом направили в магазин, где и трудился до армейской службы. С Александриной поженились в 60-м. Вначале жена работала в магазине, потом была кассиром. А спешил с женитьбой потому, что ровесники уже возвращались со службы, Яниса же повестка как-то обходила стороной. Свадьбу сыграли в мае, но в ноябре его все же призвали. Три года и один месяц прослужил в части, которая базировалась в Горьковской области. Вначале работал на стройбатовской лесопилке, потом в армейском ларьке, наконец, в новом магазине. Обучил еще одного латыша, и трудились на пару. Как и на гражданке, в армии Яниса уважали, его фото красовалось на Доске почета.

У них с Александриной родилось трое детей. Названный в честь отца Янис в свое время окончил Рижское авиационное училище, обучал на тренажере начинающих летчиков. После распада прежнего строя, брался за любую работу, потом устроился ремонтником в порт. Вилис по профессии строитель, лет восемь тоже трудился где попало, потом столько же в столичном фирменном магазине “Elkor”, теперь безработный. Пытал счастья в Ирландии, за три месяца отъелся курятины на всю жизнь и вернулся в Латвию. Сурово обошлась судьба с дочерью Эдите: в 1998 году она вместе с мужем погибла в автокатастрофе. Сиротами остались двое маленьких детей, растили их дедушка и бабушкой. Теперь Вячеслав и Эдвард — студенты.

Янис: “Вот и остались мы в доме вдвоем. В 90-е годы с Вилисом начали ставить новый сруб. Стройка еще не закончена, но жить уже можно. Построить новый дом — инициатива сына. Он просторный, но дел там непочатый край. Так и живем по-прежнему в доме тестя”.
Оба держат небольшое хозяйство, до прошлого года была и корова. Но поскольку Александрина по состоянию здоровья тяжелую работу делать не может, решили от нее избавиться. Остались две свиньи, куры. С двенадцати лет Янис помогал отчиму на пасеке, где стояло 15 ульев. Тогда и подружился с пчелами, даже заочные курсы пчеловодов в Риге окончил. Пока работал шофером, более 17 ульев не держал, а, выйдя на пенсию, занялся этим всерьез. Один улей дает примерно 15-20 кг меда, а летом на пасеке их около семидесяти. Зимой семьи объединяют, так выгоднее. В годы советской власти пчеловодство себя не окупало: все до углов было распахано, посевы поливали ядохимикатами, и пчелкам просто негде было собирать мед. Несмотря на все целебные свойства этого продукта, возраст берет свое, и Янису тоже приходится наносить визиты врачам. Однако оптимизма он не теряет.

Юрис РОГА.