На войне как на войне

В сорок первом здесь вообще не слышали выстрелов, думали, что обойдет беда и теперь. Остановивший нас немец по-польски предупредил мать, что она ведет детей прямо в ад. Но мы не поверили, решили, что пугает. Меня с братом отправили в соседнюю деревню Цеплиши, что в 4 км от Наудиш. Там нам сказали, что Красная армия уже близко. По пути назад, не доходя до Балтицы, где был первый кирпичный завод, мы заметили, что за нами идут два автоматчика.

Приблизившись, спросили: где немцы? Мы ответили, что в паре километрах отсюда. Солдаты попросили, чтобы мы подождали остальную колонну и рассказали обо всем командиру. Вскоре подошел офицер с картой, а за ним — вереница солдат. В этот момент с левого берега Даугавы раздалась пулеметная очередь.

Офицер дал команду ложиться, а нам велел уходить в лес. Уже придя домой и рассказав о случившемся, увидели, как на левом берегу взлетела желтая ракета и через несколько минут снаряды стали ложиться как раз туда, где только что были мы с братом. Обстрел затих лишь к вечеру. Утром красноармейцы пошли в наступление. Горожане прятались в подвале, отгородившись от пуль щитом в виде стены изо мха толщиной не менее 50 см.

Послышались автоматные очереди, в подвал хлынул дым: горели заградительная стена и деревянная часть подвала. Выбравшись из него, увидели, что пылают уже весь хутор и соседский сарай. Стрельба с двух сторон усиливалась. Большинство, в том числе и я, бросились в колосившуюся неподалеку рожь. Тут же на хутор посыпались немецкие снаряды. По звуку старался определить, куда он упадет и передвигался как можно быстрее. Колосья косили пулеметные очереди.

Двое солдат посоветовали ложиться в воронки. После одного взрыва меня все же засыпало землей, но я выбрался и пополз дальше. Получил множество мелких осколочных ранений: голова, рука и особенно нога кровоточили. На краю ржаного поля встретил брата и сестру, грудь брата тоже была окровавлена. Говорил я с трудом, но мы и без слов понимали — надо как можно быстрее выбираться отсюда. Вскоре оказались на том же месте, где вчера встретили автоматчиков.

Подошедший командир уточнил, откуда мы и знаем ли деревню, где расположен госпиталь, потом велел идти туда. Через час увидели огромную палатку, знакомых хуторян и большое количество раненых на земле, на телегах. Многие ждали очереди на операцию. Недалеко от хутора хоронили погибших. Оперировали в доме, хирурги работали одновременно за двумя столами. Из дома вышла молодая женщина — видно, подышать. Увидев нас с братом, подошла, осмотрела, а затем сделала перевязку.

Думаю, у нее тоже были дети: уж очень по-матерински она к нам отнеслась. Сама вытаскивала осколки, сама перевязывала, хотя делать это должна была медсестра. Когда она расстегнула халат, я успел заметить четыре звездочки на погонах. До сих пор вижу это доброе, улыбающееся лицо, белокурые волосы. Па- латку заполнили раненые, ждавшие отправки в тыл. Я был поражен, что многие из них молились, просили помощи у Бога. А небольшая группа даже опустилась на колени (кто мог) и читала молитвы на непонятном мне языке. До того я почему-то был убежден, что коммунисты — безбожники… Недалеко от лазарета, метрах в ста, стояла артиллерийская батарея. Когда впоследствии мне доводилось рассказывать об этом бывалым солдатам, они отказывались верить в такое соседство. И неспроста.

Когда началась артподготовка, пожилой солдат с перевязанным плечом, спросив, могу ли я ходить, посоветовал как можно быстрее покинуть это место: мол, вот-вот сюда начнут падать немецкие снаряды. Сообщил об этом всем нашим, и мы быстренько отправились в сторону Индрицкого костела. Не прошло и десяти минут, как услышали вой летящего снаряда, остановились и подождали, пока не раздался взрыв. Это нас и спасло: следующий снаряд, сделав перелет, упал на дорогу прямо за нами, у костельной ограды. К вечеру добрались до деревни Кривосельцы и остановились у родственников одной из наших попутчиц. После безуспешных поисков на ржаном поле, мать, к счастью, вспомнила, что у этой женщины есть родня в Кривосельцах, и утром уже стояла на пороге дома, плача от радости.

Краславу сражения сорок четвертого, к счастью, обошли стороной, город уцелел. Здание латышского общества превратилось в клуб, каждый день крутили кино для военнослужащих, время от времени давали концерты. Мать приняли на работу в клуб, а нас поселили в одноэтажный дом (прежнее жилище и все имущество сгорело). В еврейской школе (средняя часть здания теперешнего райсовета) расположился лазарет. Принимали раненых также в зданиях православной церкви и старой поликлинике на ул. Лачплеша.

В лазарете встретились медсестра и раненый. Позже они создали семью и поселились в Краславе. Для четы Посоховых она стала лучшим местом на земле. Там, где раньше было кладбище немецких солдат (чьи останки перевезли затем в Даугавпилс), стали хоронить погибших красноармейцев. По старой традиции на новогодний бал в честь наступающего 1945-го парни и девушки пришли в маскарадных костюмах. Для многих военнослужащих это было в диковинку, случалось, маски срывали.

Приближался конец войны. Передислоцировался госпиталь. На первом этаже еврейской школы разместились начальные классы латышской, а на второй — польской школы (в 1947-м ее закрыли).

Эдмунд ГЕКИШ.