Работают за гроши...

Какое подворье без буренки! Во все времена на каждом крестьянском столе присутствовали молоко, сметана, масло, творог. Конечно же, хрюкали в хлевах поросята, кудахтали куры.

Более серьезно молочным производством Граубы занялись после того, как приказал долго жить совхоз “Капини”. У Анастасии высшее образование, лет десять проработала агрономом-семеноводом, муж — совхозный шофер-тракторист. Большого хозяйства никогда не держали, просто вместо одной коровы в советские годы теперь стало три. Это максимум, что семья может себе позволить — свободной земли поблизости нет, все разобрано, хотя на многих полях растет бурьян.

Анастасии и Петерису достался приблизительно гектар под постройками и рядом с ними, да около шести гектаров в двух кусках в километре от усадьбы, плюс лес. Можно, конечно, арендовать угодья и развести боль-ше скота, но хозяева пришли к выводу, что это им не по силам. Было время, когда неплохим подспорьем служил лес, позволявший и достойно жить, и детей учить. Недавно, после тяжких раздумий, семья избавилась от одной коровы, а теперь вот гадают, что делать с телкой — покрывать или нет.

На протяжении пяти лет Граубы сдают молоко на Прейльский сыродельный завод, через молокосборный пункт “Пуша”. Если в 2006 году платили по 12-13 сантимов за килограмм, а в 2007-м — даже по 15-16, то в марте этого года предприятие рассчиталось по 3,8 сантима, в апреле (с 1-е по 15-е число) за 587 килограммов молока (571 литр) крестьянам начислили… 1,97 лата, или 0,3 сантима за килограмм! Нет, это не опечатка, именно три десятых сантима… Мол, маловато белка и жира.

Самое любопытное, что у контролера показатели совсем другие, получше. Как бы то ни было, но ни в одной цивилизованной стране подобное даже представить невозможно. При любом раскладе произведенное капиньскими крестьянами молоко продадут отнюдь не по 0,3 сантима. Именно так, на разнице между закупочной и реализационной ценой, и “делается” сверхприбыль. Увы, крестьянин к ней никакого отношения не имеет. Если мы до сих пор позволяем так поступать с собой, то как не согласиться с одним из бывших премьеров Вилисом Криштопаном, который в свое время не постеснялся публично назвать Латвию страной дураков.

Анастасия, глотая слезы, продолжает рассказывать о невзгодах семьи: “Эти 1,97 лата я с удовольствием перечислила бы кому-нибудь из министров в качестве по- собия, если бы знала номер его банковского счета: а вдруг бедняга и вправду бедствует, как мы? (Может, на это пособие сделает заявку кто-либо из очередной команды спасителей государства? — авт.). Позвонила в канцелярию Прейльского сыродельного завода: может, ошибочка вышла? Там мне ответили, что не ошибаются. Все сделано как надо, а если, мол, вы думаете иначе, то скатертью дорога, ищите других, кто вам правильные анализы сделает и больше заплатит. Но другие у нас молоко не собирают, так что конкурентов у завода нет.

Похоже, мелких крестьян хотят вовсе уничтожить, я так это понимаю. Последний платеж поступил за вторую декаду ноября. Суммы мизерные, но и при этом завод задолжал нам 149 латов 14 сантимов. Когда рассчитаются, не знаю. По таким ценам молоко лучше в канаву выливать, и я перестала его сдавать. Квоты в свое время даже докупать приходилось, перевыполняли. Теперь махнула рукой. Зато будет вволю масла, сыра. Подумываю, не купить ли поросят, свинина все ж выгоднее, чем молоко. Старую корову сдам на мясокомбинат, уже договорилась, с остальными… не знаю. Жалко расставаться, летом много молока дают. К тому же годами служили источником дохода.

Если кто-то думает, что в деревне можно прожить без денег, то заблуждается. Как и в городе, с нас берут плату за электричество, телефон, за землю. К тому же надо учить детей. Старшая дочь Лилия три года проучилась на днев-ном отделении, потом нашла работу и окончила юридический факультет заочно. Получила степень бакалавра, теперь заканчивает магистратуру. У нее семья, квартиру в кредит взяли — еще при тех, бешеных ценах. Все время помогали выплачивать ссуду, как будет теперь, сказать трудно. Млад-шая, Татьяна, учится в 11-м классе. Что дальше, тоже не знаем. Раньше продашь лес, вот тебе и деньги. Теперь за него платят сантимы. Едой-то себя сполна обеспечиваем, но без денег все равно никак нельзя. Продавать молочные продукты напрямую тоже нет никакой возможности: “пассат” сломался, а на ремонт нет средств. Разве что знакомым да родственникам могу продать, если сами приедут.

Раньше сеяли зерновые, а в прошлом году перешли на травы. Нанимать комбайн дорого, подчи-тали, что дешевле купить зерно. Позвонила одному крестьянину, с которым как-то познакомились на базаре, а затем подружились: пообещал тонну хорошего зерна, по 13 сантимов за килограмм, включая доставку. Для себя выращиваем картофель, есть большой сад, в прошлом году уродили яблони, сливы. Правда, несколько деревьев побил мороз, но и так пора искать им замену, уже лет 20-25 служат”.

Спросите, как эта семья сводит концы с концами? До января Петерис получал пособие по безработице, латов 30-40. Недавно сумел устроиться на временные общественные работы в апреле-мае, а это надежда на хотя бы какой-то доход в ближайшие месяцы.

Окончил курсы вальщика леса. По словам Анастасии, женщин на лесоповал берут неохотно, там тяжелый физический труд. В настоящее время она присматривает за тетушкой по материнской линии. Хеоне Бебриш 16 апреля исполнилось 84 года. На ее долю выпали репрессии, там и потеряла здоровье. Хорошо еще, что в состоянии передвигаться да поухаживать за собой. Если дать в руки ложку, показать, где что стоит, поест сама.

Одна беда — старушка плохо видит, одну никуда отпускать нельзя. Для этого в доме живет песик-поводырь, и пожилая женщина не выпускает из рук поводок. Хеона обитает здесь с января. Детей у нее нет, а родственники работают за границей — в Ирландии, Англии, кто-то в Риге. Так что тетушкина пенсия да оплачиваемые работы — един- ственный источник дохода семьи.

Нельзя сказать, что Граубы бедствуют: деревянный дом обшит кирпичом, года три назад вставили пластиковые окна. А вот крыша совсем старая, надо думать о замене. Имеется свой трактор, самый необходимый инвентарь. Кое-что купили на пай вместе с другими крестьянами, но большинство — за деньги. Минувшим летом Петерис построил погреб. Раньше хранили все в яме во дворе, но однажды она обвалилась. Есть даже подержанный компьютер, дочь отдала. Надо бы подключиться к Интернету, дома школьница. Увы, очень дорого. И технику покупали, и дом ремонтировали еще в те времена, когда за лес, молоко платили более или менее сносные деньги, да и в магазинах цены еще были приемлемые. Однако не только относительная нужда гнетет Анастасию и Петериса.

“У младшей дочери и других школьников из нашей волости в Дагдской средней школе спрашивают, что они собираются делать в следующем учебном году, — продолжает Анастасия. — Нас присоединяют в Аглонскому краю, и уже поговаривают, что детей из других самоуправлений автобус повезет только за плату. Андрупенцы своих детей возят, “чужим” же, по слухам, придется платить по лату в один конец. Откуда взять такие деньги? Пока дочь каждый день ездит на школьном автобусе, и он бесплатный. Да, при школе есть интернат, но в таком возрасте не следовало бы предоставлять молодежь самим себе. Дом есть дом. Обеды в школе тоже дорогие. Что будет в крае, не знаю. Да и другие ждут перемен с ужасом. Нервничают родители, дети, учителя. Как мне не нравится это деление района! Ведь хотели же мы присоединиться к Дагде, так кто ж нас послушал! Теперь будут проблемы. Куда поедем к врачам — в Прейли? В Краславе пользуемся так называемой “розовой книжкой”. А там? Причем конкретного ответа дать никто не может.

Люди не понимают, как добраться до Прейли при таком графике движения автобусов. По понедельникам и пятницам ходит автобус из Аглоны в Дагду и обратно, есть еще Краслава-Аглона-Краслава, но этот рейс нам невыгоден: в Краславу приедешь, а домой хоть пешком иди. Ладно еще, со школьниками можно добраться.

Мы не в состоянии позволить себе никаких излишеств, лишь бы ребенка выучить. В прошлом году дочь ходила в краславскую “Варавиксне”, но дороговизна заставила перейти в Дагду. Хотя бы на учебники тратиться не надо, учат тоже хорошо. Одна беда — куда идти дальше, сегодня ведь ни в каких специалистах страна не нуждается. Хотя не перестают твердить, что нужны врачи. Но Ригу мы “не потянем”, да и кто из деревенских может позволить себе учиться 12 лет! Брать кредит? А кто нам его даст и что потом?”

По словам Анастасии, от постоянного нервного напряжения даже болезни одолели, иногда руки не слушаются. А если по телевизору посмотреть да по радио послушать о том, что происходит в стране, то и вовсе волосы дыбом встают. Простому сельскому человеку трудно понять, как некоторые умудряются годами разворовывать страну, причем безнаказанно. Многотысячные оклады — что это, если не разбазаривание государственных денег!

Анастасия не испытывает ни малейшего чувства жалости также к тем, кто, обуреваемый жаждой стяжательства, нахватал кредитов, накупил дорогущей техники: “В проектах мы не участвовали, ссуды на строительство и технику тоже не брали, зато теперь спим относительно спокойно. Еще тогда подозревали, что ни к чему хорошему это не приведет. Так и вышло. Молочная не помешала бы, да зимой дорогу заносит: как молоковоз подъедет? Волость, конечно, заботится о дорогах, чистит. К сожалению, их тут же опять затягивает — всего сразу не успеть”.

Заграница — тоже не панацея, считает крестьянка. Какое-то время назад один из здешних распродал всех коров и отправился в Ирландию. Но и там работа кончилась, надо возвращаться. А куда, если ничего нет? Под горой еще один пустой дом — человек тоже за границей. Людей в округе практически не осталось, одна только соседка рядом. На земле вырастет все, что угодно, да вот покупателей нет. А на автолавку тратиться все равно надо. Цены там запредельные, но выбора-то нет. Права Анастасия: очень трудно копаться в земле, доить коров, осознавая, что реального результата это не даст. Надо иметь огромную силу воли, чтобы как-то уживаться с царящей вокруг нищетой. Неудивительно, что многие спиваются. Люди не понимают, за что любить эту страну, цинично поделенную власть имущими на бесправных нищих и сказочно богатых.

Юрис РОГА.