О лодочниках и отдыхающих Даугава — не только украшение города, но и весьма оживленная водная улица. По воспоминаниям Эдмунда Гекиша, в довоенные годы в городской черте было много лодочных причалов.
Жителям левобережья персональные челны были необходимы в качестве переправы, а городские обзаводились плавсредствами по двум причинам — для рыболовных целей и заготовки дров. Во время весенних разливов по реке, подхваченные полыми водами, плыли деревья, а то и бревенчатые материалы. В большие наводнения воды Даугавы несли срубы бань и прочих хозпостроек. И краславские, и пристаньские лодочники, лихо орудуя баграми, причаливали лесоматериалы к берегам, что впоследствии использовалось не только на дровяные цели. Кроме того, у горожан было принято заготавливать дрова на лесных берегах Задвинья — с дальнейшей транспортировкой по воде. Каменистая река с коварными перекатами диктовала особые требования при изготовлении лодок.
Мастеров хватало на двух берегах, но пристаньский товар был вне конкуренции, поэтому в рекламе не нуждался. Заречные мастера искусно делали и баржи для парома, а весенняя подготовка речного водного транспорта к навигации в устье Яньупите превращалась в ритуал. И тогда над городом плыли ароматы разогретых смол, которыми обрабатывались борта и днища больших и малых лодок. Можно с полным основанием утверждать: немалая часть продукции лесопилок Апарниека и Пермана уходила на “корабельные” цели. Лодочных дел мастера знали толк в своем ремесле. Несущие конструкции носовых и кормовых частей изготавливались из дуба, реже применялся ясень. А сосновые корневища использовались для крепления днища и бортов. Доски до ватерлинии — осиновые, верх — еловый. Такие лодки могли служить до десятка лет.
В Краславе родился и особый комплект весел. Пара гребных непременно дополнялась третьим — кормовым, на нижнюю часть которого одевался металлический наконечник. Каменистые перекаты при движении вверх по течению только и можно было преодолеть, толкая лодку вдоль берега с помощью кормового весла. Мастерское владение таким окованным веслом позволяло лодочникам пересекать строптивую реку с одного берега на другой. А вот большие пассажирские лодки в период половодья оснащались тремя веслами — кормчий задавал курс. Бороздили речные воды и парусники, придававшие видам Даугавы особую романтичность.
Что же касается мостов, то со стационарной переправой Краславе хронически не везло. Деревянное сооружение, построенное в период Первой мировой войны, послужило людям всего три года. На то она и война, чтобы нести разрушения. Понтонный мост, соединявший речные берега в городской черте в семидесятые годы, постоянно преследовали несчастья. Саперам в марте приходилось взрывать лед у моста. Случалось, понтоны срывали и уносили строптивые вешние воды. Третий, железобетонный мост, угодив в разряд долгостроев, все же успел использовать советский потенциал, только и в наши дни эта важная переправа не чувствует хозяйской руки.
Не позор ли, когда нынче в морской стране, тем более в крае голубых озер цены на рыбу взметнулись так, что превратили этот важный продукт питания в роскошь, недоступную основной массе простых людей. Совсем иная картина царила в тридцатые годы. Когда краславские лавочники замачивали в реке селедочные бочки, в этих местах собиралось такое скопление голавлей, что удильщикам не составляло особого труда ловить рыбу на грубые лески из конского волоса. Эдмунд Маркович с улыбкой вспоминает, что мальчишкам довоенных лет постоянно перепадало “угощение” кнутом — во время заготовки лескового материала. Зато шведские крючки высшего качества можно было запросто купить в магазине Бутина, но первые заводские лески стоили довольно дорого. В городской черте рыбы водилось великое множество.
В период хода угря турбины большой мельницы перерубали крупных змееподобных рыб, которых люди подхватывали в речке. Случалось, когда открывали створы плотины, уходящая вода обнажала дно Яньупите и пруда. Весь город сбегался сю- да, чтобы голыми руками наловить карасей, линей, щук, а то и угрей, которые прятались в коряжистых речных берегах и иле. Полно раков было в озерах Перстень, Волксна и Ашара. Водились они и в Даугаве, воды которой отличались кристальной чистотой — до эры индустриализации было еще далеко.
В Солянке встречалась даже форель, а главная река Латвии изобиловала не только сомами. Славилась и местными рыбаками — Трасковский, Боровики, Бейнаровичи… Так что в базарные дни озерную рыбу можно было дешево купить у крестьян или в магазине Петровского (теперь “Aladins”), а двинскую — заказать у рыбаков. Были в городе раколовы, которые регулярно поставляли деликатесный товар в краславские чайные и трактиры.
Даугавские берега — места массового отдыха горожан, так что в знойные дни всегда было многолюдно на краславских и приедайнских пляжах. Ухоженные берега были удобны для дневных и вечерних прогулок. На травянистых лужайках пацаны постоянно гоняли мяч. В засушливое лето река мелела так, что купальщики в двух местах могли перейти на остров в городской черте, где также были песчаные пятачки.
Чистые речные воды, светлые незабываемые впечатления…
Воспоминания Эдмунда ГЕКИША записал Алексей ГОНЧАРОВ.