Краслава: взгляд в прошлое II

Имея статус города, довоенная Краслава чем-то походила на большое село. Нет, конечно, не по масштабам застройки и архитектуре зданий, а по укладу жизни, который мало чем отличался от деревенского.

В летнее время на утренней заре краславчан будили петухи, ведь почти в каждом дворе держали кур, но их хозяева блюли порядок — за выскочившую на улицу домашнюю птицу можно было запросто схлопотать штраф. На пустырях, на лужайках, по берегам озер и у Даугавы — всюду паслись коровы, без которых не могли обойтись многодетные семьи, а таковых в Краславе было едва ли не большинство. Так что утреннюю симфонию, начатую петухами, позже дополняло мычание буренок.

А вот коз, которых позже прозвали сталинскими коровами, Эдмунд Гекиш не припоминает. Уток в городской черте тоже хватало — у воды, которой Всевышний Краславу не обидел. Реже встречались стайки гусей. Зато свиней откармливали для себя очень многие. Возможно, увлечение горожан подворьем сильно влияло на базарные цены: сельскохозяйственная продукция всегда была очень дешевой, поэтому молоко, мясо овощи и местные фрукты могла купить основная масса горожан. Изобилие базарных продуктов по инерции сохранилось вплоть до пятидесятых годов, когда даже телятина, деревенское масло, не говоря уж о яйцах и молоке, стоили сущие копейки.

А, по воспоминаниям старожилов, в тридцатые годы семья из шести-семи человек могла запросто прожить за пять латов в неделю. Если рассматривать проблему шире, то на протяжении всего 20-го столетия голод обходил Латгалию стороной, что объясняется в первую очередь исключительным трудолюбием местных людей, которых жизнь приучила рассчитывать на собственные силы. Хуторяне, обживавшие новые земельные наделы, могли заработать только на реализации сельскохозяйственной продукции. Вот почему в базарной Краславе предложение всегда превышало спрос, а хлеб, молоко и мясо попадали на столы даже малообеспеченных краславчан. И только насильственная коллективизация, как и борьба с зажиточными крестьянами, привела к тому, что длинные очереди в магазинах стали неотъемлемой частью жизни советских людей.

В эпоху строительства развитого социализма дело дошло до абсурда: продовольственный магазин на улице Райня краславчане метко прозвали мавзолеем. И не только потому, что продмаг по архитектуре напоминал московский некрополь на Красной площади, но и за длиннющие очереди. В провинциальной Краславе, помнившей довоенное изобилие продовольствия, еще до открытия магазинов, словно на просмотр мумии вождя мирового пролетариата, выстраивался длинный ряд желающих отовариться килограммчиком корейки, а то и хорошей колбаски типа “Майкопская”.

Однако мы отвлеклись, поэтому перелистаем книгу времени на семь десятков страниц назад. Городские земные звуки дополнялись небесными: хлопаньем крыльев громадных стай голубей, которые с утра до вечера носились между большой и малой мельницами. Кстати, в городе были любители-голубятники, державшие турманов, почтарей и прочие благородные породы. В базарные дни будничные мелодии городка заглушал стук кованых тележных колес по булыжным мостовым.

Мало того, что многие краславчане держали лошадей — сотни повозок спешили в Краславу из ближних и дальних мест. Вполне исправно работал железнодорожный транспорт, что вполне устраивало как пассажиров, так и грузоперевозчиков. Как это ни странно, в то время письма и газеты попадали из Латгалии в сто-лицу, или наоборот, на следующий день. Это теперь, в пору расцвета технического прогресса, письмо из Риги в Краславу может ползти (не на черепахах ли?) несколько дней, а из России, Украины, Ирландии, Великобритании — так и вовсе неделю.

…Латвийский бекон имел в то время европейскую славу. И когда в наш городок приезжали заготовители свинины для Англии и Советского Союза, повозки, груженные хрюкающим товаром, растягивались от железнодорожной станции до парковой каменной ограды. Приемщики знали толк в своем деле: проверяя беконов на ощупь, они лихо выбраковывали сальных. По всей вероятности, именно в то время латгальские крестьяне овладели искусством откорма и выращивания беконной продукции, которая ценилась гораздо выше.

Базарные дни — каждую пятницу, ярмарки — несколько раз в году. И тогда все прочие городские звуки заглушали людские голоса. Лавочники выходили на пороги своих торговых точек, зазывая городских и сельских покупателей, суля им продать товар дешевле, нежели закупали сами. Самым бойким местом были и поныне сохранившиеся торговые ряды в центре города. В ярмарочные дни главные городские улицы не могли вместить весь гужевой транспорт, поэтому лошадей держали на привязи всюду: в переулках, во дворах, по берегам Даугавы.

На том месте, где когда-то стояло здание ратуши, позже — дом культуры, а теперь спортшкола, шумел так называемый скотный базар. Там шел бойкий торг лошадьми, коровами, свиньями и прочей живностью. Торговые ряды с тележных колес выплескивались на смежные улицы и переулки. В уцелевших стенах ратуши лавочники предлагали широкий ассортимент непродовольственных товаров — упряжь, сани, телеги и колеса к ним, а еще деготь, минеральные удобрения, скобяные изделия и прочую хозяйственную утварь. Рядом можно было подковать лошадей. Как говорится, полный сервис! Разумеется, что в таком людном месте нужны были “домики с сердечками”, и муниципальные власти успешно решали эту житейскую проблему: на ратушной площади были построены два просторных туалета. Причем эта услуга, правда, по комфортности уступающая современным ватерклозетам, была совершенно бесплатной.

Воспоминания Эдмунда ГЕКИША записал Алексей ГОНЧАРОВ.