Возвращайтесь, журавушки!

По его прикидкам, нынче журавли устроили на земле гнезд пять — не меньше. А в начале августа, когда Антон услышал большой переполох в журавлиной стае, понял: старики поднимают молодых на крыло. Так и было, а через недели три журавлиные переклички стали удаляться, пока и вовсе не затихли. Но крестьянин твердо убежден, что весной птицы вернутся вновь, ведь в этом году их никто не тревожил. С одной стороны, грустно, что Латгалия обезлюдела, с другой — радостно: соседство с новоселами-журавлями украшает сельскую жизнь. Антон честно признается, что целый год не по себе было без журавлиного курлыканья. Словно не лесорубы, а он сам был виноват в том, что люди распугали птиц.

С детских лет он привык жить в добром согласии с природой. Случалось, захаживали полакомиться яблоками в саду под самыми окнами дома лоси, а кабаны начинали убирать картофельный урожай... сразу после весенней посадки. Но крестьяне не держали зла на зверье. Антон из тех людей, которые никогда не возьмут в руки ружье. Он не сердится даже на лис, из-за которых перестал держать кур во дворе: каждой твари — свое предназначенье. Искренне жалеет косых, которым нет никакого спасенья от хищных зверей и птиц. Было дело, пару лет назад отбил зайчонка у коршуна.

Если сравнить времена, то нынче стало меньше лосей и даже косуль. В прошлом году Антон не раз видывал на болоте лосиху с лосенком, нынче — ни разу. А ведь каждая такая встреча — радость для крестьянского глаза. Зато бобров развелось — видимо-невидимо. Раньше четвероногие лесорубы резвились в заброшенных торфяных карьерах, теперь им стало там тесно, и они строят плотины на Дубне, да так, что из-за них частенько не хватает воды местной гидроэлектростанции. Но Антон на бобров не серчает: “Они в моем лесу деревья валят, а мне лишь кряжевать остается. Какая-никакая, а подмога”, — хитро улыбается мой добрый знакомый. И продолжает: “Совсем разошлись бобры. Мало им ольхи, осины и березы, так стали точить зубы о сосны. На берегу Дубны порядочный дуб свалили, нет на них никакой управы. Барсуки тоже обнаглели: тесно им в лесу, так стали рыть норы у самой деревни. Про енотов и говорить нечего: лезут во двор и на собак не обращают никакого внимания”.

“Змеи в этой лесной стороне не беспокоят?” — спрашиваю Антона.

Тот, ухмыльнувшись, отвечает: “Ближнее болото так и называется — гажьим. В давнишние времена гадюк не раз во дворы вместе с сеном привозили. Потом местный старик, Григорий Изотов, сделал на Боровые заговор, и с той поры змей в деревне не видывали. Кругом водятся, а у нас годов шестьдесят затишье. Умели наши предки ладить с природой”.

Так хорошо мы поговорили с Антоном под сенью из бронзовых листьев, что он стал приглашать к себе в гости на Рождество, когда будет свой юбилей праздновать. Заверил, что не разучился варить настоящее солодовое пиво. “Напиток мой особый — ячменно-пшеничный, с пуда солода беру только полтора ведра. Без сахара, с хмелем. Зато какого! Лучше заводского”, — уверял меня Антон.

До Рождества еще дожить надо, а с такими читателями, как Целевич, для меня каждая встреча в радость. Разговоры наши о чем? О жизни крестьянской, да о природе, у которой надлежит учиться целесообразности, а не тревожить ее вековое течение алчным вероломством.

Антоновка, которой угостил меня щедрый хозяин, была сочной и вкусной. Как болотная клюква.

Алексей ГОНЧАРОВ.