Друг, который никогда не подведет

Среди ее воспитанников — известные в Латвии люди, например, физики Янис Калнач и Эрнест Платацис, генерал Виктор Захарс.

“Какая сама, такой и класс! — озадачила педагог ответом на вопрос о том, насколько послушными были ее подопечные. — Не выношу лести. Или чрезмерного патриотизма в сочинениях. Ершистые мне нравились больше, из них можно было что-то слепить, в них просматривался стержень. Какие-то специальные методы воспитания я не применяла, но общий язык с учащимися находила всегда”.

Перечислить абсолютно всех воспитанников учительницы Ивановской, из которых вышел толк, не представляется возможным — таких сотни, и дороги у них разные. Не исключено, что многие по-прежнему добросовестно трудятся в родной стороне.

Детство и школьные годы Валентины прошли в деревне Лиуканы Изволтской волости тогдашнего Даугавпилсского уезда. Вплоть до 1940 года, когда она окончила Краславскую государственную гимназию, размещавшуюся в графском замке. Жилось нелегко, одно только обучение стоило 120 латов в год. Валентина была старшей из шести детей. Брат Роберт выучился на ветврача, Анатолий — простой рабочий на танкоремонтном заводе, сестра Анна умерла девятилетней, еще один брат, Янис, погиб в легионе, малышка Виргиния не дожила до своего второго дня рождения.

Однажды мама сказала старшей: “Будешь учительницей!” Так и случилось. Девушка поступила в Резекненский учительский институт, где было много студентов, и будущей учительнице начальных классов там очень нравилось. В первую очередь, по душе был отличный физкультурный зал, чего в Краславе не имелось. “В Резекне проходили спортивные игры, зал был оснащен стенками, гимнастическими приспособлениями, матрасами, кругами. Остальные предметы — те же, что в школе. Кстати, в гимназии я не была среди отличников, за исключением пения”.

Диплом с записью “Учитель-практикант” Валентине вручили 6 июня 1942 года. А на полновесный документ можно было рассчитывать лишь после двух лет работы в школе. Молодого специалиста направили в Скайсту, где она и “билась” эти два года — в прямом смысле. В школе Валентина столкнулась с такими трудностями, что не передать словами. За первых полгода даже похудела — на целых десять килограммов! Дети не слушались. До тех пор, пока не научилась справляться с классом: что за учительница, которая не ругается!

Работая в школе, Валентина собрала документы, чтобы поступить на заочное отделение столичного вуза и изучать историю. Уже в Риге узнала, что не хватает одной бумаги — справки о трудовой повинности в Германии на протяжении двух лет. Обстановка же дома не позволяла ехать так далеко. Пережив войну в Курземе, Валентина все же стала студенткой Латвийского университета.

“Хотелось изучать историю, — вспоминает Валентина. — Однажды на лекции тоном, не допускающим возражений, нам объявили: “Думаете, будете легенды рассказывать? Нет, история — это кровавая классовая борьба!” А я ведь столько легенд начиталась! Не доведи Господь рассказывать о кровавой классовой борьбе! И перевелась на филологический факультет. Зато потом пришлось править горы тетрадей. Училась параллельно с работой. В зависимости от того, как складывались обстоятельства, трудилась в Прейлях, Аглоне. Наконец, Эзерниеки. Осенью 1952 года, сдав госэкзамены, получила диплом”.

С Эзерниекской средней школой связан самый длинный этап учительства — с 1950 по 1991 год. В 1976-м Валентина Ивановская вышла на пенсию, но продолжала работать — молодых специалистов не хватало. Время от времени преподавала и после того, как рассталась со школой окончательно. Долгие годы учебное заведение одновременно было и их с мужем домом: жили там, где теперь располагается кабинет директора. Неудобств было больше, чем пользы, даже свою любимую собачку учительница не могла держать дома, чтобы не мешала вести уроки. Со временем школьников становилось все больше, а вместе с ними и учителей. Квартир уже не хватало. Чтобы как-то снять остроту проблемы, педагогам предложили строиться самостоятельно. Отпустили бесплатный лес, только пили. Плюс разные пособия. На этой волне и семья Ивановских — Эдуард и Валентина — приняла решение собственными силами построить дом на берегу озера.

“Хотелось жить в красивом месте, — говорит учительница. — Характер у мужа был такой, что после нелегкого дня в школе он не мог просто валяться на песочке. Все порывался работать, хотя здоровье уже хромало. Подали заявление, и нам выделили клочок земли. Купили и посадили четыре фруктовых деревца, на лодке привезли немного камней. И тут разгорелся сыр-бор: мол, с какой стати учителя лезут на колхозную землю? Вынесли вопрос на правление. Участок пришлось освободить, саженцы выкопали. Я, было, уже смирилась, тем более что любила летом куда-то съездить. Но муж решил поговорить с Лосевым, и тот предложил выход.

Теперешний участок когда-то принадлежал помещику, а значит, входил в государственный резервный фонд. Пересадили деревья, и в 1957 году начали строиться. Рядом озерный берег, потому фундамент стоит глубоко — с человеческий рост. Когда копали котлован, обнаружили камни и кирпичи, заляпанные известью. Значит, когда-то здесь была постройка. Много позже от стариков случайно узнали, что тут и вправду стоял дом для прислуги. Конечно же, проложили дренаж, чтобы отвести грунтовые воды. Небольшой погребок никогда не заливало, несмотря на то, что весной уровень воды в озере достаточно высок”.

Через восемь лет дом был готов, и семья въехала в него с огромным чувством облегчения: не надо больше таскать камни, делать другую тяжелую работу. Но прибавились новые заботы, которых не было в школе. Главная из них — заготовка дров. Печка греет очень хорошо, поскольку сложена по принципу, которым руководствовались те, кто был вывезен в Сибирь. Слу-жит уже 44 года, ровно столько, сколько нынче исполнилось самому дому. Правда, муж пожил в нем недолго, он скончался 2 июля 1980 года в возрасте 70 лет.

Был учителем еще при Улманисе: окончил Рижский учительский институт в 1938 году. В Эзерниекской средней школе вел химию — предмет, о котором Валентина говорит: “Там все надо учить наизусть!” Супруга уважали — за ум, душевность. Увы, эмфизему легких победить не удалось. Из-за слабого здоровья главы семьи никогда не держали корову — кто накосит сена? Самая острая боль у Валентины позади, и все же: “…даже после 28 лет мне кажется, что произошло это только вчера”.

Когда в Латвии восстановилась независимость, усадьба Ивановских получила свое название — Итака. Если кто забыл, то со слов учительницы напоминаю: по греческой мифологии, Итака — это остров, откуда Одиссей отправился в плавание и куда вернулся только через десять лет.

Валентина: “Ну, посмотрите, какие теперь в Латгалии названия — Эзеркрастс, Эзерциемс и так далее, а некоторые и вовсе не выговорить. Я же время от времени обращаюсь к древней литературе. Когда пришла пора дать дому название, открылась как раз та страница, где описано, как юные принцессы стирали белье: пускали по волнам, пусть выбьется о скалу, а сами водили хороводы. И тут, по пути на родной остров Итаку, появляется Одиссей. Подумала: а в самом деле — почему не Итака! Спустя время, в документе вижу, что усадьба называется “Итакас”. Наши грамотеи всегда найдут что исправить”.

Да, похоже, не все читают книги. Зато тем, что прочла учительница, нет числа. Образно выражаясь, она их просто проглатывает: 60 страниц за час — и это несмотря на пенсионный возраст. Книгу о братьях Кокарах толщиной в 400 страниц одолела за два дня. При этом успевала приготовить завтрак, обед и ужин, а также накормить единственную свою живность — четырех кошек. Некоторые книги прочитаны дважды, даже трижды. Немного знакома Библия, в частности, Ветхий Завет. Что же до волостной библиотеки, то в ней не осталось ни одного содержательного издания, не побывавшего в руках учительницы. А дома — Толстой, Пушкин, Чехов, причем не ради красы.

“Только б зрение не подвело, — переживает моя собеседница. — Интересуюсь в основном реализмом, из области психологии, о жизни. Находка для литераторов, на мой взгляд, — “Иосиф и его братья”. В свою очередь, Толстой заставляет думать. Близок мне и Тургенев”.

Еще одно увлечение В. Ивановской — иностранные языки. Правда, пишет и читает она только по-латышски и по-русски. Но когда-то, еще в гимназии, учила латынь, а позже самостоятельно освоила английский и немецкий, так что проблем с общением не испытывает. Выйдя на пенсию, на протяжении четырех лет занималась французским языком: из Киева получала по почте литературу, писала контрольные работы и отправляла обратно в Киев. Там их корректировали, исправляли и отсылали назад, вместе с дальнейшими указаниями, программой, учебником. Прилежание дало результат, и теперь учительница может говорить на французском, а, вооружившись словарем, могла бы написать даже длинное письмо.

“Книга — это друг, который никогда не подведет, — на мое удивление, педагог произнесла это по-французски, но, к счастью, тут же перешла на латышский. — Завидую нынешней молодежи, которая еще в школе имеет возможность освоить несколько языков. Это ведь новые горизонты”.

Сама она выезжала за пределы СССР только раз — в 1993 году в Чикаго (США). В неблизкое путешествие ее позвала дальняя род-ственница, бывшая жительница Резекне Жозефина Вейдемане (в девичестве Дрейере), давшая о себе знать только в 91-м. Как и многие другие зарубежные латыши, при советской власти она просто боялась общаться с родными, дабы ненароком не навредить им.

“В Америке хорошо, да и место красивое. Но жить там я не хотела бы — шум, суета, — говорит Валентина. — Иногда приходилось оставаться дома одной, и однажды решила, что поеду посмотреть село. Но меня отговорили: мол, небезопасно для жизни и здоровья. Там и вправду надо остерегаться”.

Свои лучшие годы учительница связывает с Эзерниекской средней школой. Ощущала себя востребованной, шагала в ногу с другими. Признается, что натура у нее порывистая, и школьники норовили этим пользоваться. Тем не менее, о каждом из своих воспитанников она отзывается уважительно. В. Ивановская не согласна с теми, кто считает современную молодежь вконец испорченной. Она такая же, как всегда, изменился лишь строй.

В былые времена все отправлялись на уборку колхозного урожая и т. д. Нынче по-другому: заплатишь — будут работать, ну а нет — так нет. С этим и связаны перемены в поведении молодых. Что до чтения, то, по ее наблюдениям, в советское время страсть к этому занятию испытывали немногие, большинство же ограничивалось обязательной литературой. Впрочем, кардинальных перемен не произошло и в наши дни.

Кстати, никто из воспитанников Ивановской, по большому счету, дров не наломал. Возможно, этим тоже обоснована ее лояльность к юному поколению. Вспоминает один действительно курьезный случай из своей трудовой биографии: “Руководила 4-м классом. Все шло как надо, но однажды, в классе 6-м, мальчики и девочки разругались в пух и прах. Наступило 8 марта, все суетятся, готовятся. Гляжу — в одном углу зала стоят мальчишки, в противоположном — девчонки. В чем дело? Наконец, одна девочка говорит: мол, мальчики отказываются вас поздравить. Удивилась, конечно, а смеяться нельзя — дело-то серьезное. Подхожу к мальчишкам: “Как же так, я что — не женщина?” Они как-то странно на меня посмотрели — неужели? В конце концов, конфликт был исчерпан: каким-то образом девочки заставили мальчиков поздравить учительницу, хотя и не перед всеми.

Немало интересного связано с сочинениями, всего и не упомню. Но пару случаев память сохранила. Одна девочка из Шкяуне в сочинении на тему “Осень” написала так: “Листья желтеют и систематически осыпаются”. Пытаюсь доказать ей, что слово “систематически” здесь неуместно, что это стилистическая ошибка. Причем его значение я уже подробно объясняла. Но ученица упорно стояла на своем.

В свою очередь, мальчик, ныне неплохой художник и уже учит других, слово “viss” все время писал с одним “s”. Всякий раз я помечала на полях ошибку и выводила правильное написание — “ss”. А у самой руки тряслись: вдруг власти не так истолкуют аббревиатуру! В конце концов, ученик написал это слово с тремя “s” — раз учительница требует, не жалко! “Значит, одно “s” у тебя в резерве”, — я сказала. В ответ он только улыбнулся, так что мы друг друга поняли.

Вообще-то скучать не приходилось, интересно было вести оба предмета — и грамматику, и литературу. Хотя я отчетливо понимала, что преподаю не всю литературу — ни Яншевского, ни Деглава, а имя Порука вслух даже не произносилось. Хотя несколько раз упомянула его, но никто не отреагировал.

Кстати, и в те времена, когда не требовалось ничего, кроме пересказа учебника, были школьники, мыслившие нестандартно — и на словах, и письменно, причем делали это весьма неплохо. Боюсь, что в наши дни общий уровень ниже. Года три назад пришлось замещать учительницу в шестом, девятом и одиннадцатом классах. И сделала открытие: если в 11-м хоть немного, но надо думать, то в младших… Хотя бы такой пример: новелла делится на пять частей. Прочел одну и ответь на вопросы — только “да” и “нет”. Примитив! Наверное, так учат в Европе. Словом, получить хорошую оценку не составляет никакого труда”.

По мнению учительницы, удача приходит к трудолюбивым. Рукоделием она не увлекается, зато активно занимается самодеятельностью. Ее большая любовь — театр, в школе, потом в народном доме. Назывался он “Meža strazdi” (“Дрозды”). Сама изготавливала бутафорию, переводила пьесы. Это нравилось, и в этом была необходимость. В латышской литературе не так много пьес, которые может поставить взрослый коллектив, причем так, чтобы зритель не скучал. Валентина даже сама их сочиняла. На латышском, латгальском, русском. Покупала книги, переводила и ставила зарубежную драматургию. Она обладает хорошим слухом, даже раздумывала когда-то: не пойти ли в консерваторию? Петь нравилось всегда, и по сей день она в составе знаменитой “Акминейцы” под управлением Нила Дарзниека.

А вот современные технологии — темный лес. Кстати, вплоть до прошлого года пользовалась стареньким черно-белым телевизором марки “Таурас”. Сесть за компьютер даже не пыталась — ни в библиотеке, ни в своей школе, куда по-прежнему заглядывает. Тех, с кем когда-то работала, уже не осталось, но молодые всегда ей рады, если надо, поддержат, помогут. А на 70-летие почтили учительницу, навестив ее дома.

Юрис РОГА.