Листая страницы истории

Когда обращаешься к истории Краславы, не представляется возможным пройти мимо рода графов Плятеров, оказав-шего сильнейшее влияние на развитие местечка, его культуру, образование. Ряд представителей этого рода были яркими личностями и вошли в историю не только своего края. В этом году есть особый повод рассказать об одном из них — Леоне Плятере, хозяине небольшого имения (фольварка) в Казанове, что неподалеку от Краславы: 26 мая исполняется 145 лет со дня его гибели вслед-ствие оказания поддержки польским мятежникам.

* * *

Родился Леон Плятер в 1836 году в Комбульском поместье, в семье Йозефа Броэль-Плятера и Антонины (урожденной Солтан). Отец Леона слыл в Инфлянтии крепким хозяином, просветителем. Он писал очерки для журнала “Рубон”, стал автором ежегодника хозяйственников. Сильно пострадал от российского правительства, поскольку состоял в родстве с Эмилией и Цезарем Плятерами, которые участвовали в восстании 1830 года в окрестностях Динабурга, более того, предоставил им убежище в своем фольварке, чтобы спасти от Сибири. Дело раскрылось, и Йозефа Плятера с семьей выслали в Смоленск. Там и прошло детство Леона. А когда пришла пора учиться, его определили в Рижскую гимназию, под опеку старшего брата Августа, состоявшего при генерал-губернаторе. Из Риги Леона перевели в Митаву (Елгаву), где он и окончил гимназию. Когда вернулся домой, отца уже не застал. В Комбулях хозяйничал брат Евгений, Леон же перенял во владение Казановский фольварк, где и обитал до конца своих дней.

Леон — по природе человек веселый, всеобщий любимец. Умел делать все. Установил в Казанове токарный станок, соорудил целую столярную мастерскую, где чаще всего его и можно было найти. Увлекался охотой. Из воспоминаний брата Евгения об этом периоде Инфлянтии следует: когда засланный агитатор стал призывать к поддержке восстания, Леон не остался в стороне. Полагал, что негоже роду Плятеров не приобщиться к нараставшему в Польше движению. Поначалу Леон намеревался даже поехать в Литву и присоединиться к партии Набута. Однако весной 1863 года в Казаново из Дагды прибыл Зигмунд Буйницкий, и это изменило планы молодого человека. У Буйницкого созрел план: в Балтиньском лесу на почтовом тракте совершить налет на обоз с оружием, направлявшийся для подавления польского вос-стания в Динабургской крепости, чтобы затем передать добычу повстанцам Задвинья. Вместе с пятью вооруженными верными людьми из поместья (батрак Заблоцкий, кучер Ян Банса, староста Цитович, шляхтич Нитецкий и Антоний) 13 мая 1863 года Леон в оговоренном месте стал дожидаться транспорта, направлявшегося через Краславу. Позже в донесении было сказано, что в Балтиньском лесу (в нескольких километрах восточнее Краславы, у корчмы) собралось аж 50 вооруженных человек. Эта местность, собственно, и послужила причиной катастрофы. Еще со времен Петра I ее населяли бурлаки (люди пришлые). Они-то и заметили съезжавшуюся к корчме шляхту, предчувствуя вероятность восстания. На оружейный обоз было совершено нападение, несколько солдат погибло, других ранили, а одному из офицеров удалось бежать в Краславу, где он организовал погоню из 47 вооруженных солдат.

Нападение состоялось, однако мятежники были схвачены, в том числе и Леон Плятер. Следует отметить, что группа, которой он руководил, давала клятву в Краславском костеле, в присутствии викария Яна Болцевича, которого царское правительство затем приговорило к 20 годам тюремного заключения. Леона Плятера бросили в Динабургскую тюрьму, и военно-полевой суд вынес ему смертный приговор. Судя по описаниям брата Евгения, в крепости Леон держался достойно, на свидании с родными хранил спокойствие и выдержку.

Арестовали и увезли в Динабургскую крепость также братьев Евгения и Михаила. Они выведали у врача о состоянии Леона. Братьям также пытались “пришить” дело о нападении, однако нашлись свидетели, видевшие их в тот день за работой в поместье. Фактическим организатором налета был Зигмунд Буйницкий, сумевший сбежать из России за границу. Уже оттуда он писал царскому правительству, подтверждая невиновность Леона, однако комиссия оставила эти доводы без внимания. Один из раненых солдат также свидетельствовал, что предводитель налетчиков выглядел иначе, но и это не помогло. Согласно приказу, расстрел Леона был назначен на 26 мая. Родные уже знали об этом: из тюремной камеры узника перевели в форт, где заключенные обычно дожидаются казни. Леон попросил, чтобы привели священника. С Болеславом Александ-ровичем он и провел последнюю ночь (кстати, позже Александровича сослали на принудительные работы, но по дороге, в Тюмени, он скончался). Леон принял св. причастие, простил тех, кто приговорил его к смерти, возблагодарил Господа за то, что при-нимает смерть со спокойной душой. Дождавшись утра, заключенный попросил свидания с матерью и сестрами, приехавшими в Динабург, но получил отказ. Все, что он смог — проститься с родными несколькими словами на маленькой почтовой открытке. Похоронили Леона Плятера там же, в 3-м крепостном бастионе.

О том, что произошло под Краславой, узнала вся Европа, сообщили польские, английские, французские газеты. Отважному графу посвящали песни, о нем написали даже роман. Еще в начале 20-го века в елгавских краях пели песню неизвестного автора с таким текстом (приводится в беглом переводе):

Мое сердце дрожит при виде входящих жандармов; меня покидают силы — страшно, ведь так не хочется умирать; они заковывают меня, барона Плятера, в кандалы и бросают в сырую темницу, куда не пробивается ни единого лучика света; “Ты плохо кончишь, получишь пулю в сердце!”; они везут меня из тюрьмы в большой город Вильнюс, а музыканты позади играют траурный марш; уже вижу место, где вырыта могила, а вот и толстый столб, к которому меня привяжут; с содроганьем чую: вот и пробил мой последний час — прощай, белый свет, я расстаюсь с тобой; как горька и печальна ты, последняя минута; нет сил даже сказать “прощай”; вот и ружья наготове, и офицер считает “раз, два три”; “Стре-ляйте!” — это все, что в состоянии я крикнуть.

После смерти Леона в Казановском фольварке был воздвигнут крест — в память о прерванной жизни, о муках, как знак веры в Господа и всепрощения. Крест простоял вплоть до 60-х годов 20-го столетия: его снесли при прокладке новой дороги.

В 1998 году родилась идея восстановить крест и назвать его Сыновним. С такой инициативой, при поддержке местных жителей, выступила учительница Зента Мелдере, а воплотили задуманное В. Андриевский и Е. Ильниец. От других крест отличается и габаритами, и цветом — массивный, белый. Такое ощущение, что это один из указателей пути в величественную Аглонскую базилику.

Установили крест 12 августа 1998 года. По пути в Аглону свою первую остановку здесь делали паломники. Освящение креста состоялось 6 сентября. Во второй половине погожего воскресенья ранней осени сюда пришли местные жители, школьники и учителя. Прибыл краславский декан, прелат Язеп Лапковский. В своем обращении он сказал: это место пронизано любовью, исходящей от Спасителя, отдавшего свою жизнь за человечество. Христос принял страдания за нас, и крест — это Господний поцелуй. Была смерть, но не было злобы. Так же, как у Леона Плятера, принявшего смерть спокойно.

До сих пор звучат в памяти слова Я. Лапковского: “Эта встреча у креста должна послужить обязательством любить людей, помогать им, прощать”.

Янина ГЕКИША.

По материалам публикации священника “Леон Плятер” (Львов, 1939 год).