Выбор был всегда

Казимир был третьим ребенком в многодетной крестьянской семье. Как и все дети того времени, он помогал родителям сызмальства и работы не боялся. Летом зарабатывал деньги на жизнь, на учебники и плату за школу. Затем привычный ритм нарушила война. Казимир уже окончил третий класс Аглонской гимназии и занимался в Извалтской волостной управе паспортами, когда его призвали в легион. Впрочем, предоставили выбор: воевать или отбывать трудовую повинность. Девятнадцатилетний юноша предпочел работать, и в октябре 1943-го оказался на аэродроме Шверин под Любеком. Около года обслуживал самолеты, затем в составе 15-й дивизии его отправили в Западную Пруссию. И снова выбор: артиллерия или пехота. В надежде быть как можно дальше от фронта Казимир стал артиллеристом, но под напором Красной Армии немецкие войска откатывались все дальше на запад. Латыш быстро смекнул, что война проиграна, и неплохо бы оказаться в плену у англичан или американцев. Сдался американцам в том же городке, где начинал отбывать трудовую повинность — Шверине. Военнопленных бросали из одного лагеря в другой. Вначале Казимир попал в Путлос на севере Германии, затем — в бельгийский Цеделхейм. Русские офицеры слетались, словно мухи на мед, звали на родину. Тех, кто поверил, отправляли “переучиваться” — прямиком в Сибирь. Вскоре прибалтийских военнопленных освободили: латышских легионеров немецкими солдатами не считали, потому общие правила на них не распространялись.

“Я не воевал ни против одних, ни против других, — вспоминает Казимир. — Из Бельгии нас поездом доставили назад в Германию. Документов не дали, я имел при себе только ульмановский паспорт, который успел получить в Латвии. По пути в Германию нас еще охраняли, но когда состав остановился в городке под Любеком, конвой куда-то исчез. Кругом никого — делай, что хочешь! Еды не было, и некоторые пошли к немецким крестьянам просить хлеб. Бывшие латвийские военнопленные оказались в британской зоне, их расселили в лагере под сокращенным названием DP (displaced persons). Иными словами, все, кто здесь находился, были людьми без подданства. Гражданами СССР мы не являлись, Латвийской Республики больше не существовало, да и немецкими подданными тоже не считались. Каждый выбивался, как мог. Я знал, что где-то в Германии у меня есть дядя, выехавший туда еще раньше. С помощью Красного Креста мы отыскали друг друга. Дядя жил в американском секторе. В Западной Германии между зонами контроля не было, проверяли лишь тех, кто направлялся в восточный сектор. Поезда ходили исправно, хотя и переполненные: люди висели на подножках, лишь бы добраться до цели.

В городке, где жил дядя, была латышская гимназия, там я и окончил два последних класса, после чего получил право на поступление в университет. Как я уже говорил, при первой Латвии учился в Аглоне, затем продолжал при немцах и даже при русских — когда в новом, 1940-м, учебном году вместо портрета Улманиса на стенку повесили фотографию человека, которого мы называли “усатым отцом с трубкой”.

В университет Казимир не пошел, вместо того завербовался на работу в Австралии. Стране требовалась рабочая сила, и правительство охотно принимало мигрантов. Впрочем, и на этом этапе у Казимира был выбор: Австралия, США, Канада, Бразилия, Венесуэла, Англия — везде были нужны рабочие руки. Но чем дальше от войны, тем лучше, — решил Казимир. К тому же, пока молод, надо пожить и на другом конце света, по ту сторону экватора.

Изнурительное трехмесячное плавание началось в Бремене — на большом военном пароходе, приспособленном под перевозку гражданских лиц. Целый месяц простояли в Гибралтаре: пролив штормило, и проходить его было небезопасно. Кончились запасы воды, и капитан принял решение зайти в португальскую столицу Лиссабон. Но из-за морских маневров туда не пустили. В конце концов, удалось бросить якорь в небольшом испанском порту Элба.

“Судно фактически стало нашим домом, — продолжает Казимир. — Большинство пассажиров — это балтийцы: именно нас, как себе подобных, австралийцы решили принять первыми. Когда проходили под огромным мостом в Сиднее, местные жители, сгрудившись на нем, смотрели на нас, как на инопланетян. Их удивляло буквально все, особенно наши светловолосые девушки. Но эйфория вскоре прошла. Как только начали работать, подвыпившие местные всячески обзывали нас, велели отправляться туда, откуда приехали. Теперь ничего подобного в Австралии даже представить невозможно. Конечно же, мы не молчали, давали отпор. С языками у меня проблем не было, владел не только латышским, но и немецким, английским, латынью. Освоил их еще в гимназии и во время работы в Германии”.

Первое время Казимир обитал в барачном лагере, сохранившемся со времен войны — Австралия тоже когда-то воевала. В бараках расселяли в основном одиноких, семейным парам давали отдельное жилье. Казимир до сих пор помнит песни про кенгуру, которые они пели, осваивая местный язык под началом пожилых учительниц. От первых предложений работы извалтчанин отказался: старался держаться подальше от военных, потому не хотел ехать на полигон, где англичане испытывали ракеты. Воздержался и от строительства горной электростанции. Спустя три недели нашлось занятие по душе — менять шпалы и рельсы на железной дороге. Тяжкий физический труд, но тогда в Астралии малоквалифицированную работу делали все, даже врачи и учителя, поскольку их дипломы в те времена не имели никакого значения. Казимиру не хотелось жить в бараке, потому сменил несколько рабочих мест, прежде чем устроился в сферу обслуживания. Вначале за стойкой гостиницы, со временем дослужился до менеджера с собственным кабинетом и табличкой у входа. С этой должности и вышел на пенсию.

По словам Казимира, Австралия и Латвия — словно день и ночь. Там совсем иной растительный и животный мир: эвкалипты, кенгуру, коалы, крокодилы, питоны, акулы. Всего не перечислить. Излюбленные туристами коралловые рифы таят в себе массу опасностей: один неосторожный шаг, и можно не вернуться.

“Теперь мой дом в Брисбене, но до того жил во многих населенных пунктах тихоокеанского побережья, — рассказывает Казимир. — Австралия очень красива. Зимы там теплые, потому жизнь намного дешевле, чем в Латвии. Отопления не требуется, а если есть необходимость прогреть помещение, включают электрический радиатор. Круглый год люди ходят в шортах. А еще для этой страны характерны громадные расстояния: скажем, от Брисбена до Мельбурна — около 2000 километров. Страна разделена на штаты, как Америка. Когда мы туда приехали, было немало богатых и бедных, теперь почти все работающие — люди зажиточные, и это привлекает толпы нелегальных иммигрантов. Люди стараются добраться до Австралии любым способом, несмотря даже на то, что в шторм многие гибнут”.

На своей новой родине Казимир женился. Супруги, к сожалению, уже нет в живых. В Латвии она так и не побывала. Своих детей у них не было, но Казимир поддерживает теплые отношения с дочерью жены Валией, хотя и живут они отдельно. В Европе Валия была, а в Латвии — нет. Регулярно перезваниваются, переписываются. Даже будучи в гостях у сестры в Извалте, Казимир не забывает позвонить в Австралию. Впервые он посетил Латвию еще в 90-е годы, но письма на родину писал и раньше.

Теперь серьезно подумывает о том, чтобы вернуться домой навсегда. Вообще-то хотел сделать это еще в прошлом году, но не все вопросы удалось уладить. В Австралии у него квартира, автомобиль, друзья, коллеги. Тем не менее, “…настроен остаться в Латвии. Пока я — гражданин Австралии, и никак не возьму в толк, почему мне отказывают в латвийском подданстве”.

На родине Казимир сделал для себя немало открытий. Например, сильно удивился тому, что в 90-е годы товары первой необходимости продавали только по талонам. Доводилось пользоваться услугами латвийских врачей, и остался очень доволен: быстро, дешево, качественно. Гостя поражает также множество вузов и сильная тяга молодежи к знаниям. Вообще наши молодые люди производят на него приятное впечатление: большие танцоры, певцы, что для юных австралийцев не характерно. Еще Казимир по достоинству оценил уровень культуры и спорта в такой маленькой стране, как Латвия, ведь это требует огромных вложений. Сам он, кстати, неравнодушен к футболу и теннису. Любит ловить на спиннинг крупную океанскую рыбу. Наверное, в Латвии ему этого будет не хватать.

Юрис РОГА.