Такие уж мы, латгальцы!

С годами простым людям становилось все хуже и хуже. Очнувшись от эйфории, они поняли, что и песенная революция — это революция, со всеми вытекающими из нее последствиями. Сильнее всего пострадала латгальская деревня, которая тонула в алкоголе и нищете, и до которой взор власть имущих не доходил.

Что же теперь? В волостях скоро останутся закаленные на колхозных полях и фермах старики да считанные крестьяне, сумевшие удержаться на плаву и даже расширить свои хозяйства до размеров, непостижимых уму бывших колхозников. Молодежь уезжает, а век любителей “крутки”, увы, недолог.

Ситуация во многих деревнях и впрямь тяжелая. Одни бьются как рыба об лед, чтобы вырастить, выучить детей. Другие ничего не производят — все равно живут. Третьи пьянствуют — и тоже живут. Еще при колхозах был в районе случай, когда одного выпивоху приковали цепью к кровати, чтобы водку не пошел искать. Так ведь пришел на выручку сердобольный сосед, вызволил бедолагу. В наши времена добровольные помощники пошли еще дальше. Пьют соседи неделю, вторую. С “точки” не только услужливо подносят им спиртное, но даже корову подоят, чтобы хозяева “не отвлекались”. Вот это сервис! Есть чему поучиться предпринимателям! К сожалению, самоуправление в дела таких семей, как правило, не вмешивается. С какой стати? В конце концов, не убивают же друг друга...

Незадолго до вступления Латвии в ЕС люди думали: теперь-то заживем! На самом же деле стало еще хуже. Единственная поддержка — субсидии. А на противоположной чаше весов — стремительный рост цен. В какую сторону качнутся весы — скажет любой сельчанин.

Как-то в начале лета, будучи в Аулее, я поинтересовался, как живут там люди: кто и на чем зарабатывает, что думают о реформе, рождаемости, работе и т. д. Одна женщина тогда заметила: мол, скоро повезем рабочих из других стран, поскольку через два-три года в Латгалии их не останется. Сегодня уже точно известно — повезем, и первым, похоже, сделает это завод “Liepājas metalurgs”, где катастрофически не хватает рабочей силы. Только вряд ли соблазнятся гастарбайтеры суровыми крестьянскими буднями — им романтику города подавай.

Нельзя сказать, что в Аулее жизнь вообще остановилась. Есть здесь и развивающиеся хозяйства. Одна только беда — их хозяевам уже за сорок. По мнению аулейцев, трудно найти в районе другую волость, где так усердно занимались бы животноводством. Неважно даже, крупное это хозяйство или мелкое. Правда, свиноматок теперь держит меньше крестьян, сказалось повышение цен на молоко. Серьезно занимается животноводством и волостной консультант. А это уже прямая связь теории с практикой. В итоге каждый может рассчитывать на качественную консультацию в этой области.

С первых лет независимости умы сельчан будоражат действия правительства и сотни умных голов в парламенте. Что ни реформа — то боком. Теперь вот на полном серьезе занялись административно-территориальными преобразованиями. В Аулее знают, к кому им предстоит присоединиться, однако сомневаются, разумно ли это. Дагда, Краслава или Аглона — Аулея все равно останется окраиной. А для захолустья, как и для культуры, все блага по остаточному принципу. Доказано на практике: Рига развивается бешеными темпами, а чем дальше от столицы, тем больше пустеют детсады и школы, кое-где закрывают последние. Детей нет, рожать их некому. И чем могут помочь пособия, которые, как ни странно, выше у тех, кто и без того неплохо зарабатывает?

Многие сегодня уверены: добровольно на объединение идут либо умалишенные, либо по политическим мотивов. Впрочем, настроения в волости нынче разные. Одна женщина в автобусе громко рассуждала: “По мне так пусть эту волость хоть сегодня объединят! Я туда хожу раз в год”. Между тем, дважды в неделю она бесплатно катается в автобусе, оплаченном той самой волостью. А вот после объединения вряд ли ее и других повезут за голое “спасибо”. Как минимум, раз в месяц надо наведаться и в волостной совет, чтобы решить неотложные вопросы. Так что не все до конца представляют себе последствия объединения.

В целом же пожилые аулейцы — народ бойкий, который даст фору не одному молодому. Многих никакими уговорами не заставить держать одну корову, подавай им три-четыре. Если сами в “европейских бумагах” не разбираются, то в кулек их — и в волость. Пусть это будет даже письмо, всего лишь уведомляющее о том, что документы получены. Такой тут народ: как бы чего не упустить!

Как и все латгальцы, народ здесь гостеприимный. Несмотря на скромный достаток, перед гостем никогда не ударит лицом в грязь, чего бы это ему ни стоило. В этой связи в Аулее мне рассказали анекдот о том, чем отличаются “чивли” от “чангалов”: “Попросил у “чангала” водички попить, так он сразу в дом меня позвал. Три дня пили-ели. Поехал к “чивлям”, так там за стакан воды сразу пять латов потребовали”.

Что правда, то правда: у нас гостю готовы последнее отдать. Даже депутаты Сейма уверяли, что нигде их не угощают так, как в наших краях. Да еще дороги грейдером выровняют, окрестности в порядок приведут. Никак не возьму в толк: а почему не показать все как есть? Почему не сказать: “Господа, пейте и ешьте за свои деньги!” Иначе как эти умники и их ставленники-министры поверят нам, если на данный исторический момент все так замечательно? Видно, не избавились мы от характерной для советских времен показухи. Что ж, такова, наверное, натура латгальца.

Юрис РОГА.