Десять лет спустя…

С тех пор — сентября 1999 года — минуло, считай, десять лет, или, как говорят в народе: много воды утекло! Конечно же, за это время разные перемены коснулись также семьи Анатолия и его супруги Валентины.

Главная хорошая новость состоит в том, что все три дочери — Светлана, Алена и Юлия — уже имеют профессию, живут в Риге, работают, создали семьи, в каждой из которых подрастает ребенок. Светлана — экономист “Лат-вийской почты”, Алена — швея, но пока присматривает за первенцем, Юлия — менеджер парфюмерного магазина. Квартирный вопрос семьи Юлии и Светланы решали путем кредита, который все еще возвращают, Алена же с домочадцами живет в съемном жилище.

Анатолий рад, что дочки устроились, вместе с тем огорчен: до Риги путь неблизкий. Горький осадок оставило и то, что высшее образование сумела получить лишь старшая, расходы на учебу остальных оказались для семьи неподъемными. Если раньше все свободные средства, заработанные на сельском хозяйстве, родители тратили на обучение детей, то в последние годы оказывали финансовую помощь молодым семьям, где постоянно возникают расходы, причем немалые. Впрочем, теперь доход от хозяйства заметно снизился и родители уже не уверены, смогут ли помогать детям и дальше.

Иллюзий насчет того, что кто-либо из дочерей вернется на село, отец тоже не питает: “Думаю, главная проблема — в деньгах. Рига все же дает возможность заработать и наслаждаться жизнью. А что делать молодым в деревне? Здесь нет вообще никакой работы, не то, что высокооплачиваемой…”

В отличие от дочерей Анатолий и Валентина кредиты не брали, да и не собираются это делать. Впрочем, при советской власти одну ссуду пришлось взять. Живет семья в собственном доме, который хозяин своими руками построил незадолго до ликвидации совхоза — перевез сруб и обшил кирпичом. На тяжелых работах помогла родня. Совхоз предложил стройматериалы, но поскольку денег у семьи не было, пришлось оформить заем, который позже вернули паями.

Брать кредит на развитие собственного хозяйства Сироты не рискнули. Зато воспользовались возможностью принять участие в проекте поддержки полунатуральных хозяйств — по 1000 евро ежегодно в течение пяти лет подряд. Приобрели холодильник, переносную доильную установку и кое-что еще. Можно было подать заявку и в строительный проект, тем более что назрела нужда починить крышу коровника, да и саму ферму. Однако пришлось отказаться, уж очень дорого стоит замер, услуги архитектора, электриков, пожарных. Ограничились молочной.

Начав хозяйничать самостоятельно, А. Сирота практически сразу нашел свою нишу — молочно-мясное животноводство. Если десять лет назад в его хлеву стояли пара коров и несколько голов молодняка, то теперь здесь 24 стойла: восемь дойных коров, остальные — молодняк. Поросят не держали ни тогда, ни теперь: для них требуется отдельная ферма, а это опять затраты. Сегодня их при всем желании не потянешь.

“Было время, когда за молоко платили 16-17 сантимов. Такая цена казалась приемлемой, хотя и невысокой, если сопоставить с тем, что надо вложить: обработка земли, пастбищ, обновление трав. Ныне закупочные цены на молоко резко упали, и хозяйство фактически убыточное. Счастье еще, что сдаем молоко в Каунат, а там с нами своевременно рассчитываются — два раза в месяц.

С другой стороны, плохо то, что молоко собирают не каждый день. Выросли расходы на электроэнергию — дольше работает охладитель. И все же от коров не отказываемся. Кризис не вечен, а восстановить ликвидированное стадо практически невозможно. К тому же многие годы молоко служит единственным источником доходов, растить скот на мясо совсем уж невыгодно. Думал перейти на зерновые, имею свой комбайн, да и земли вроде хватает — 54 гектара.

Однако и на зерно цена упала, к тому же нет ни сушилки, ни хранилища. Вот и выращиваю зерно только на фураж, в этом году засеял восемь гектаров. Корма не покупаем, только этого нам не хватало… Не могу взять в толк, как сводят концы с концами те, у кого одна корова, а надо платить за все услуги”.

В непосредственной близости от дома — только гектар земли, еще пара тут же, за горой, остальные угодья в двух километрах. С точки зрения Анатолия, даже хорошо, что пастбища далеко — меньше мух во дворе, тишина кругом. Единственный недостаток — туда и обратно набегает десять километров, между тем бензин дорогой, да и машина требует ремонта.

Еще одна проблема — начало пастбищного сезона: застоявшись за зиму, в первый день скот ведет себя непредсказуемо. Для перевозки сделана специальная телега, но всех сразу в нее не погрузишь, поэтому надо оставлять кого-то на пастбище для присмотра, пока едешь за остальными. Затем все входит в колею, и коров оставляют на ночь. Волки? Если скот не на привязи, то отобьются. А вот телят на ночь в поле никогда не оставляют. Доят под переносным навесом, рассчитанным на четырех коров.

Конечно же, каждый год семья сажает картошку, исключительно для себя. Со всеми работами справляются вдвоем: есть сенной пресс и другая сельхозтехника. Многое Анатолий восстановил либо смастерил заново — как своими руками, так и с помощью брата. Импортным комбайном разжились благодаря давней подруге семьи из Лудзы: та решила обновить свой парк, и уступила Сиротам старый комбайн. Правда, двигатель у него был никудышный, но Анатолий приспособил мотор гусеничного трактора: молотит, что надо! Раньше был Т-25, в “жирные годы” купили МТЗ для более тяжелых работ, например, пахоты.

“Еще недавно у крестьян было совершенно другое настроение, — продолжает Анатолий. — Когда реализовал свой первый и пока единственный проект, не покидало ощущение, что мы и наше молоко кому-то нужны, о нас заботятся. А значит, и настроение было иным, видели цель в жизни. В одночасье все изменилось: похоже, государство к нам сильно охладело.

До пенсии мне далеко, родился в 1955-м. Жена еще моложе — на три года. Здоровья нет ни у одного, ни у другого. Все равно работаем, помогаем детям. Нельзя же допустить, чтобы они нуждались. С нетерпением ждем их приезда, радуемся внучатам — двум девочкам и мальчику, которые летом остаются у нас. Старший пойдет осенью в первый класс, средняя — в подготовительную группу, младшенькая еще в детсадовском возрасте”.

В этот раз Анатолий поведал кое-что любопытное из своей биографии. Родом он с Украины. Село стоит неподалеку от угольных шахт, но дом приходилось отапливать навозом: смешивали его с травой и другим горючим материалом, складывали в специальные ящики, сушили на солнце и пользовались для отопления вместе с хворостом, похожим на лозу — лесов поблизости просто нет. Картофельное поле удобрения вообще не видело. Детство Анатолия прошло в нужде: в семье девять человек — кроме бабушки, дедушки и родителей, дети — четверо братьев и сестра. Государство отобрало все, что можно. Мой собеседник вспоминает, что разрешали держать только одну корову и поросенка. Все.

“Жили впроголодь. Нажарят сковороду картошки, кто успел, тот поел, — продолжает Анатолий. — В Латвии жила сестра отца, все нахваливала эту страну. В конце концов, родители поехали посмотреть. Понравилось, и решили переезжать. Правда, окончательно побороть нужду не получилось, одно время семья начисто лишилась доходов, даже хлеба не за что было купить. Пекли из собственной пшеницы лепешки, ими и питались.

Может, я и поспешил уволиться из совхоза, чтобы хозяйничать самому. Но пришлось выбирать, повсюду уже не успевал. К тому же, совхоз перестал платить за работу. Начинал с нуля, ничего не было, одолжить тоже не мог. Между тем дочка уже в вузе. Не оставалось ничего другого, как валить лес. Теперь жалею, но не годится бросать учебу на полпути”.

Во время армейской службы вместо винтовки Анатолию пришлось орудовать слесарным инструментом — ремонтировал командирские “Волги”. Да еще ложкой в армейской столовой. После службы вернулся домой к родителям, женился на местной девушке, воспитательнице детсада. Вначале молодая семья ютилась в квартирах, затем построили свой дом. Будучи хорошим слесарем, Анатолий, тем не менее, продолжал учиться: сдал на права тракториста и работал в совхозе “Восход” на разной технике. Даже модную в те времена немецкую косилку Е-280 ему доверяли. Валентина же, как и прежде, трудилась в детском саду.

Анатолий — человек сердобольный. Однажды в его доме появилась старушка из Рейников, за которой некому было присмотреть. Когда бабуля умерла, Сироты похоронили ее, а теперь ухаживают за могилкой. И вообще Анатолий никогда не отказывает в помощи старым и немощным. Недавно вот ездил по делам в Резекне, а заодно привез лекарства пожилому человеку.

В то же время мой собеседник начисто отказывается понимать людей в расцвете лет, на уме у которых одна водка: “Если бы у меня не было ни работы, ни дохода, трудился бы только за еду. Эти же знай себе попрошайничают, а им еще и государственные пособия платят. Наверное, так жить легче, чем работая от зари до зари”.

На родину родителей Анатолия не тянет, хотя там и остался кое-кто из друзей, родные. Однажды съездил и пришел к выводу, что ничто не изменилось к лучшему. Деревня фактически исчезла с карты: молодежь выехала, одни старики остались. Городская жизнь Анатолия не привлекает, там он чувствует себя словно в клетке. Не то, что деревенские просторы. Хотя горько видеть, как умирает село, и ни малейшего просвета…

“Трое парней из наших краев отправились на заработки в Англию, — продолжает крестьянин. — Ютятся все в маленькой комнатушке, как бомжи. Все дорого, заработанные деньги фактически проедают. Одно хорошо — при деле, не слоняются по поселку. Не понимаю я государственную политику: строят дороги в лесу, а кому они там нужны? Закрылись огромные заводы, а что вместо них? Лишившись работы, люди спиваются. Что на самом деле происходит, куда мы идем?”

Хотя в деревне одна работа погоняет другую и такое понятие, как отпуск, крестьянину фактически чуждо, время от времени Анатолий позволяет себе экстремальное развлечение. Парил с парашютом над озером Разнас. Стоил этот аттракцион десять латов. Катер разгоняется, выбрасывает парашют, и человек буквально взмывает в воздух. Спускался на лыжах с гор, бывал в юрмальском аквапарке, перепробовал все трубы, от которых бурлит кровь, садился за руль карта. И все это — благодаря беспокойному зятю, втянувшему в экстрим и тестя.

Юрис РОГА.